— Я разыгрываю?
— Немного. Вроде пока никто не умер, чтобы делать такое лицо.
— Пока…
— Звучит как обещание. И кто у нас ближайший кандидат в покойники?
Улыбаюсь почти против воли.
— Я. Я состарюсь, и ты меня бросишь.
От произнесенных слов становится легче. Страхи и сомнения живут в сумерках. Стоит вытащить их на свет, они теряют силу.
Элвин мягко проводит пальцем по моей шее.
— М-м-м… могу бросить тебя сейчас, пока ты еще молода и красива, — с обманчивой серьезностью предлагает он. — Будет не так обидно. Правда, тогда ты не сможешь жаловаться, что потратила на меня лучшие годы своей жизни.
— Ну уж нет! — я кровожадно улыбаюсь. — Не надейся, сначала я превращу твою жизнь в ад.
— Заманчиво, — он наклоняется ближе, губы почти касаются моих губ. — Начнешь прямо сейчас?
У поцелуя странный привкус отчаяния. Все было не так, когда у нас впереди была вечность. Не так остро, не так сладко и не так важно.
— А если серьезно, — спрашиваю я, когда он отрывается от моих губ. — Что нам делать? Что с нами будет?
Он мягко улыбается:
— Все не так страшно, Фран. У меня есть черновики создателя ошейника. И мы знаем, что в принципе это возможно — делиться с кем-то своей силой.
— Но ты же так и не смог…
Я отчасти помню, отчасти знаю по его рассказам, что за прошедшие десять лет Элвин не раз пытался повторить связавший нас артефакт, но так и не сумел понять принципов его действия.
— Будем честны: я никудышный теоретик, радость моя. Здесь нужен специалист уровня Джаниса. Или, может, Августы. Хотя не думаю, что ей будет интересно возиться с чем-то неживым.
Где-то в груди корчится и болит почти умершая надежда. Я хочу и страшусь поверить. Слишком мучительным, невозможным, невыносимым будет разочарование.
— Правда? — спрашиваю я шепотом и смотрю на него широко раскрытыми глазами.
Элвин улыбается, как бы отвечая: «Конечно! Не создавай проблемы на ровном месте, Фран».
И я верю этой улыбке. Потому что верю в него. И в его способность разобраться с чем угодно.
Нас прерывает требовательный стук в ставень. Вспомнив, что мы на третьем этаже, я вздрагиваю.
— Что это?
— Мерлетта, — его лицо стремительно мрачнеет. — Кому еще неймется?
Синяя птица влетает в распахнутое окно и зависает в воздухе посреди комнаты. Пламя свечей вздрагивает и колеблется от ветра, поднятого ее крыльями.
— Элвин, это Юнона, — говорит она незнакомым женским голосом, а дальше идет поток слов на анварском. Слишком стремительный, чтобы я могла разобрать хоть что-то. Прежняя Фран знала анварский, но мне удалось вспомнить только самые азы.
Я вслушиваюсь в речь птицы, тщетно пытаясь понять хоть что-то, но ухо выхватывает лишь отдельные слова: братство, вся семья, искажение, магия, очень важно…