— Ты просто надо мной издеваешься! — я надула щеки и нахохлилась. — Ничего не буду делать, пока не скажешь, куда мы едем?
— Никуда, — он пожал плечами, — я увез тебя оттуда, где, считаю, тебе быть не положено. В силу возраста, в силу моего понимания этого мира. Выкупить тебя ты не разрешаешь, изменить что-нибудь запрещаешь. Значит, я делаю то, что могу, в рамках того, что ты позволяешь.
— Почему?! — я всплеснула руками и топнула ногой. — Из жалости?
Остановившись на светофоре, мы посмотрели друг на друга. Ожидая его ответ, я механически посасывала леденец. Глаза Химчана упали на него и следили за моими движениями языка, лишь примерно понятными по щекам, но он явно додумывал то, что оставалось внутри. Подняв взор с губ к глазам, бывший киллер посуровел.
— Я и так ужасен и отвратителен, Шилла. Если я, старше тебя, почти ребенка, больше чем на восемь лет, начну испытывать к тебе что-то помимо жалости — это будет конец всего хорошего во мне.
— Может, это будет началом чего-то по-мужски плохого в тебе?
— А если это будет плохим до бесчеловечности?
— Но мы-то с тобой знаем, что потеря человечности влечет за собой пробуждение чего-то животного, — повела я одной бровью и, дразня, вытащила леденец наружу, смачно его облизнув. Прошипев вовнутрь, словно перевозбужденный, сквозь зубы, Химчан опять дернул носом и, прикусив нижнюю губу, отвернулся. Господи, он был поразителен до самого основания. — А животные гораздо лучше людей.
— Ты уверена, что готова была бы стать животным? — парень вывернул на широкий проспект, светлый от снега, который был цветным от огней витрин и рекламных проспектов. — Они живут инстинктами.
— Спать, есть и трахаться? Тогда я и так животное. Хим, — позвала я его. Хотелось сказать ему следующее именно глядя в лицо. Он выгадал возможность отвлечься от пути и посмотрел в мою сторону.
— Что?
— Ты выбиваешься из стаи. Присоединяйся к нам — зверькам.
— Спать, есть и трахаться? Я участвую, но не увлекаюсь, — обозначил он свою позицию, которую я всё никак не разгадаю. Занимается он любовью вообще или нет? Меня это не должно волновать. Просто не должно.
— У тебя слишком много голова работает, наверное. Тебе бы отдохнуть от неё.
— Предлагаешь вышибить мне мозги? — только он умел шутить и подкалывать вот так, когда ясно, что сарказм, но ни одна мышца не смеётся.
— Нет, можно что-нибудь более гуманное, — я подумала немного и озарилась, — влюбиться! Это отключает мозг напрочь, — по мере того, как я говорила, костяшки его пальцев белели и я видела, что он весь натянулся, вытянулся и раздражился. Я замолкла, хотя пыталась подойти к тому, что ему бы надо обратить внимание на Херин… она ведь страдает и сохнет по нему, пусть и не откровенно. А раз уж они не родные, то пусть бы и женились!