Желая произвести впечатление на прекрасную Спуринию, он похвастался, что для участия в Консуалиях приобрел возницу и лучшую четверку лошадей именно в Македонии.
Когда квадриги заняли места на старте, Септимус увидел блеск позолоты на доспехах одного из участников. «Мариус! Почему он ничего мне сказал? Зачем ему это?», — Септимус глотнул вина. Спуриния почувствовав его озабоченность, спросила:
— Что вдруг встревожило тебя? — Внимание женщины согрело сердце Септимуса. Он решил проявить благородство.
— Мой друг Мастама решил управлять квадригой сам!
— О! Это опасно? Ты рассказывал, как много возниц гибнет на этих состязаниях!
— Именно так, прекрасная Спуриния! Мариусу придется состязаться с лучшими возницами юга. На Консуали в Рим приехали и сицилийцы и калабрийцы. Правда, сицилийцы, на мой взгляд — лучшие. Они побеждали даже на Олимпийских играх еще со времен Гелона. Я думал, что буду сражаться за победу с возницей уважаемого Амилькара, а теперь беспокоюсь о друге.
— Я помолюсь за него, — пообещала Спуриния, а Септимус уже и не знал радоваться ему или продолжать негодовать от столь вероломного поступка Мариуса.
Ипподром взорвался воплями — народ требовал старта. Септимус поднялся с лавки, ипподром погрузился в тишину. На какое то мгновение стал слышен лошадиный храп. Стоило Септимусу уронить платок (mappa), как буря голосов и рукоплесканий накрыла долину.
Когда несколько колесниц, запряженных четверками коней, сделали очередной поворот вокруг расположенного по центру ипподрома ограждения, именуемого «спиной», гул голосов стал похож на грохот гигантского прибоя. Зрители скрежетали зубами, вскакивали с мест, запрыгивали на скамьи, а соседи сталкивали их оттуда, поскольку те закрывали обзор.
Квадрига Септимуса неслась первой, за ней летела четверка Мариуса Мастамы, третей шла сицилийская, Амилькора.
Септимус стоял на ногах и уже ничего вокруг не замечал. Спуриния, хоть и не поддалась всеобщему безумству, но щеки ее покрылись румянцем, она рукоплескала мастерству возниц, всем без исключения, когда квадриги проходили поворот.
На четвертом круге квадрига Септимуса встала на одно колесо, и чуть было не опрокинулась. Македонец натянул поводья, лошади встали как вкопанные, развернув колесницу. Мариус Мастама начал сдерживать коней еще до поворота, а взбешенный сицилиец напротив, подгонял свою четверку. Кони сицилийской квадриги прошли мимо повозки Мариуса, и над ареной раздался треск ломающегося дерева. Сицилиец взлетел над четверкой Мариуса и упал под ноги коней. Сам Мариус не удержался и бросив поводья, соскочил на песок ипподрома. Шум над ареной стих. Мариус с ужасом смотрел на приближающихся лошадей. Квадриги шли на него колесо к колесу, бежать от них не имело смысла. И все же он решился, сорвавшись в отчаянном рывке к разделительному барьеру.