Божественное вмешательство (Красников) - страница 11

" Спуринний Маркус Луциус приветствует Прастиния Апиуса Постумуса и так далее (etc).

Направляю к тебе моего сына Алексиуса Спуринна Луциуса. Прошу доверить манипулу (manipula — букв. «горсть», от manus — «рука» — основное тактическое подразделение легиона в период существования манипулярной тактики, численностью от 120 до 200 человек) в твоих легионах, дабы служил сын мой Этрурии»

Пока Спуринний опечатывал свиток и прятал его в деревянный тубус, я запоминал свое новое имя. Алексиус Спуринна Луциус — по моему неплохо звучит!

Сенатор торжественно вручил мне тубус и гладиус — простой меч, но с красным камнем в навершии. Наверное, это по их меркам был «крутой» меч. Ножны выглядели богаче: внизу и вверху золотое обрамление, да и самоцветы, оружейники, куда только не вставили.

Раб подвел коня без седла, только с наброшенной на спину попонной. Выхожу из состояния эйфории. От мысли о предстоящей поездке на лошади, мутит. На холке коня, переметные сумы, наверное, с едой.

Старый раб помогает мне взгромоздиться на спину лошадке. Я заволновался: «А где же Спуриния?».

Конечно же, она пришла. Поцеловала мое колено и вложила в ладонь кожаный мешочек с наличностью. Очень хотелось поцеловать жену, но все происходящее, похоже, вершилось по каким-то строгим правилам. Засунув кошелек за пояс, лихорадочно соображаю: «Как тронуться с места?».

Бью пятками в бока коня, и он с места срывается в галоп. Чувствую что падаю. Молюсь: «О Боже!», — как я удержался на спине коняги, избежав обидного падения, не знаю. Но снова произошло невероятное: мне просто очень хотелось избежать позора и мгновенно, почувствовав уверенность, я поддал «газку». За спиной раздаются одобрительные возгласы. Я как настоящий джигит несусь по дороге. Здорово!

Настроение оптимистично набирает обороты: пусть я не мог пользоваться чудесной силой, исполняющей непостижимым для меня образом, сокровенные желания, но в нужный момент я вполне мог рассчитывать на Божественное вмешательство.

Жеребчик трусит рысью, я ерзаю на его спине, пытаясь избавиться от тупой боли в том месте, где спина теряет свое интеллигентное название, и жгучей на внутренней стороне бедер.

Время от времени напеваю: «Дорога, дорога, ты знаешь так много…». Вокруг виноградники и поля сменяются дубовыми и оливковыми рощами. Кое-где то справа, то слева вижу усадьбы. Работающих рабов, а может и колон (арендаторы).

Прямо по курсу вижу облако пыли.

Когда в трех всадниках я разглядел одетых в шкуры здоровяков в рогатых шлемах, подумалось одно: «Галлы!». Безмятежное настроение как ветром сдуло. Неприятный холодок ударил в солнечное сплетение. Чего одинокий путник мог ожидать от встретившихся на дороге оккупантов?