Покинув оппидум, наш отряд попал под проливной дождь. Поэтому добрались в Мельпум только к утру, намесив изрядно в дороге грязь. Мариус не раз вспоминал Этрурию, где с дорогами так же, как и тут в Галлии дела обстояли не лучшим образом. Но натоптанные за века, дороги Этрурии не размокали так быстро, как земля, только с весны лишенная травяного покрова.
Два месяца спустя после сражения с иллирийцами у стен Фельсины пришел ответ от сенатора Мастамы из Этрурии.
Сам прочел несколько раз, и вдвоем с Мариусом читали. Признаюсь, послание Мастамы старшего несколько меня обескуражило. Свиток содержал эдикт (edictum — указ, предписание), по которому старшему центуриону второго легиона Этрурии Алексиусу Спуринна Луциусу надлежало»… используя все возможности, что дали ему Сенат и народ Этрурии обеспечить защиту северных границ государства». Не придя, к какому либо решению, мы расстались. Но не на долго. Я только собрался пойти к жене, как в палату влетел Мариус, потрясая над головой свитком.
— Глупый гонец не догадался сразу мне вручить письмо от отца! — Прокричал он с порога. Я оживился. Признаюсь на такое доверие со стороны Мариуса я не расчитывал: сам я наверняка бы вначале прочел письмо, а лишь потом, может быть, предавал бы его содержание гласности. У всякого терпения есть границы. Не в силах ограничить свое, почти кричу:
— Давай! Читай быстрее!
Мариус срывает печать и, став поближе к окну, разворачивает свиток. Молчит, всматриваясь в текст. Он читает письмо, забыв обо мне. Наверное, в нем недобрые вести.
— Мариус!
Он с трудом отрывается от чтения, бросает в мою сторону странный взгляд и начинает читать вслух.
— «Дорогой сын, где бы ты не был, немедленно возвращайся в Этрурию. Ты и твои легионы нужны отчизне.
Плебей Септимус возомнил себя тираном и принудил армию к клятве. Он явился в Сенат с оружием и солдатами. Кричал на Отцов города, как на детей малых, упрекая в предательстве и коварстве. Он спрашивал о легионах, оставленных им в Фельсине и потребовал от нас клятвы верности.
Услышь его Юпитер и тот бы онемел от проявленных тираном наглости и непочтительности к патрициям.
Мамерк Плиний не утратил мужества, и мы скорбим о потере столь достойного мужа. Он встал перед выскочкой и со словами: «Тебе, плебей не место среди мужей!», — указал ему на выход. Септимус, ослепленный гордыней, проткнул гладиусом мужа из славного рода. Умирая, Мамерк призвал нас низвергнуть тирана и избавить Этрурию от памяти о нем.
Мы все и даже старик Сервиус бросились на убийцу. Слава Богам среди телохранителей плебея нашелся достойный сын своего отца — Квинтус из рода Тапсенна. Он, видя, что тиран не остановится и готов расправиться со всеми сенаторами так, как только что заколол Мамерка, совершил подвиг, отправив Септимуса Помпу к Гадесу.