— Кому эшта у синьор? (Как поживает сеньор?)
— Муйту обригаду (Большое спасибо), — отвечал Оливейра.
— Шама-мэ а сэйш ореш (Разбудите меня в шесть часов).
Так говорилось в том случае, когда капитан должен был сменить Оливейру на мостике, а сам собирался прилечь перед вахтой.
Третьим помощником капитана был черный мистер Нкими, а пассажирами ведал другой африканец — пожилой, лысоватый и, кажется, очень хитрый Масуку. В его руках находились все билеты, продаваемые во время рейса, так как некоторых пассажиров принимали почти на ходу прямо из лодок. Он работал с Форбсом уже давно и, видимо, ему вполне доверял.
Механик Шастри и его помощники пакистанец Хабиб и Лунгеро, откуда-то из Кении или Уганды, представляли собой «нижнюю» команду.
Комлев не знал многого о командном составе «Лоалы». А дело было в том, что единственным хорошим судоводителем после себя Форбс считал своего старпома Палмера. Именно они оба и стояли, в основном, все ночные ходовые вахты. Оливейра не отличался внимательностью и был рассеян. Нкими хоть и был старателен и честолюбив, мечтая сам о капитанской должности лет через семь — восемь (срок этот ему приходилось все время неохотно удлинять), но страдал неопытностью и слабо вырабатывал у себя судоводительскую интуицию. Форбс подозревал, что с рулевыми Нкими ладил плохо. И это было действительно так, потому что они знали себе цену и возражали против начальственного тона, которым злоупотреблял в разговоре с ними третий помощник. Однажды на стоянке они собрались все трое в каюте у Мбизи, старшего рулевого, кстати и старшего по возрасту. Он тогда и сказал:
— Белых людей мы знаем. Что у них хорошее и что плохое, нам известно давно. Но когда черный человек старается вести себя как белый, он во много раз его хуже. Потому что он берет от белого только плохое. А все знают, что вода и огонь в спор не вступают.
— От пальмового вина, которое пьют другие, не захмелеешь, — рассудительно, хотя и очень туманно, заметил Лугья, другой рулевой.
А Мбизи подвел итог беседе, приведя еще одну пословицу:
— Летучая мышь не птица, хоть и умеет летать.
Лишь третий рулевой Ньоси ничего тогда не сказал, хотя и знал, что молчание — это тоже речь, и за нее иногда приходится отвечать.
Форбс понимал, что Палмер уже на мостик не вернется, а его самого власти все равно вынудят продать пароход. Он даже слышал о том, что для «Лоалы» уже есть кандидатура на должность капитана. Конечно, он африканец, на меньшее власти бы не согласились. Форбс, зная всех здешних судоводителей, не припомнил ни одного, кто мог бы соответствовать этой должности. Для себя он уже все решил, и очень кстати подвернулся этот молодой русский с судоводительской жилкой. Значит, «Лоала» еще поплавает.