А что касается Муго, то он никогда не отказывался от возможности погулять на какой-нибудь веселой пирушке и вступить в связь с податливой женщиной. Конечно, нужны были деньги, но теперь должность капитана давала возможность их иметь в достаточном количестве.
Капитан Форбс ушел навсегда, и всем судовым «офицерам» надо было теперь обращаться к Муго по всей форме. Нкими втайне надеялся, что они как африканцы найдут какую-нибудь особую форму отношений, и даже допускал, что Муго окажется если не из его племени, то из какого-нибудь дружественного по отношению к его собственному. Но он был глубоко разочарован, выяснив, что оба они принадлежали к племенам, у которых в прошлом были не раз кровавые стычки из-за пастбищ и мест рыбной ловли. Потом за выяснение отношений, когда в ход пускаются копья, стали надолго сажать в тюрьму. Вооруженные стычки прекратились, но взаимная неприязнь и опасливое недоверие остались.
Муго в своем роскошном мундире иногда появлялся на мостике, окидывал хозяйским взглядом с его высоты весь пароход, брал в рубке бинокль и водил им по проплывающим мимо берегам, хотя как капитан он должен был, скорее, смотреть туда, куда направляется вверенное ему судно.
В первый его приход Комлев, бывший тогда на вахте, счел нужным разрушить тягостное молчание, воцарившееся на мостике с появлением Муго.
— Капитан, — обратился он к нему, — прикажите коку хоть два раза в неделю делать салат из свежих овощей.
Муго замирал в сладостной настороженности, ожидая услышать официально-почтительное «сэр». А Комлев продолжал:
— Я ему говорил не раз, но боюсь, что потребуется ваше вмешательство, сэр.
Услышав заветное и ожидаемое слово, Муго начальственно откашливался и отзывался густым, пивным голосом:
— Мистер Комли, я этим займусь. А вы без всяких колебаний докладывайте мне, если кто-то не выполняет ваших распоряжений.
И величественно спускался с мостика по поскрипывающему под весом его тела трапу.
У таких, как выдвиженец Муго, теперь в Бонгу была должность «государственных попечителей». В основном их назначали на предприятия, фермы, в магазины, где владельцем был не гражданин страны или же тот, кто был им, но по своему происхождению являлся европейцем или азиатом. Вначале предполагалось, что «Лоала» будет продолжать плавать с Форбсом в качестве фактического капитана, хотя он и будет формально подчиняться Муго. Но Форбс об этом и слышать не хотел и высказал свой отказ в виде ряда крепких выражений. А министру транспорта Китиги обо всем этом, конечно, докладывали, сама же идея этих «попечителей» родилась в недрах президентских кабинетов, и он был к ней непричастен. Он был неглуп и понимал, что вознесся лишь благодаря личному знакомству с президентом и тому, что в ранней юности они принадлежали к одной и той же возрастной группе и проходили обряд посвящения и даже подвергались обрезанию по законам их племени, хотя оба они были крещены при местной англиканской миссии. Китиги знал, что в Бонгу никому не удавалось особенно долго задержаться у власти на самом ее верху, следовательно, и его пост мог освободиться моментально. В президентском дворце могли только завидовать политическому долгожительству Ньерере в Танзании, Каунде в Замбии или Мобуту в Заире, который снова стал теперь Конго, когда самому Мобуту-Сесе-Секо пришел конец. Что на самом деле происходит в стране, никто никогда не знает. Ведь о крысах узнают, когда загорается житница, а камни на дне реки видны, когда она обмелеет. С капитаном Форбсом он был хорошо знаком и жалел о том, что его вынудили продать «Лоалу», но вступиться за него он не посмел. Хоть у обезьяны и длинный хвост, она боится, что прижмут его кончик. Никому не хочется терять свое. Разве слепой забудет о своей палке? Этот Муго, конечно, ничтожество и никакой не капитан. Китиги надеялся, что на пароходе остались умеющие им управлять, и они не позволят его посадить на мель или утопить. Например, этот молодой русский. Его зовут, кажется, Комлев. Надо бы побывать когда-нибудь на «Лоале» с министерским визитом.