нас с Коржиком на поляну, с которой стартовало наше путешествие. Жаль, но, кажется, пока мне придется оставить Эсли одного…
22…та
На этот раз припасла для маленького грифона кусок колбасы в надежде, что она ему придется по вкусу. В кабинете все было как прежде: Жосли писал за столом, а грифончик дремал в своем углу.
Подойдя к старому пройдохе, заглянула ему через плечо: похоже, Алхимик начал новую книгу, материал для которой собирался украсть у Эсли. Усмехнувшись, подошла к проснувшемуся грифончику. Малыш потянулся ко мне, подставляя шею под руку. Почесав его и угостив частью припасенной колбасы, я присела на свободный стул в стороне и принялась ждать.
Дописав до определенного места, Жосли принялся зачитывать вслух текст, периодически останавливаясь и исправляя тот или иной оборот: это оказалось эпичное предисловие, подготавливающее читателя к величию описанных далее открытий. Чувствовалось, насколько он упивается собственным талантом: старик воздевал глаза к небу, патетически подвывал, размахивая исписанными листами наподобие дирижерской палочки. «Ему бы дамские романы писать!», с усмешкой подумала, поглаживая грифона.
Когда ученый встал и направился к заветному сундучку в тщательно запертом до этого шкафу, затаила дыхание. Он проверил магическую сигнализацию, открыл шкаф и медленно перенес футляр на стол, смакуя каждую секунду. Еще раз проверил, готов ли магический самописец, достаточно ли листов. Потом отщелкнул замочек…
Первые несколько секунд Алхимик тупо пялился на пустое гнездо. Потом резко закрыл крышку, помотал головой, потер глаза и снова ее откинул. Потом бросился к звонку и истерически задергал. На пороге вырос слуга.
— Кто сюда заходил в мое отсутствие?! — заорал он на горбуна, — признавайся!!
— Никто, вы же, даже в туалет выходя, все магические замки закрываете, — отозвался тот.
— Прочь с глаз моих!!! — Алхимик затопал ногами.
Горбун скрылся за дверью. Жосли принялся бегать по комнате, истерически бормоча, всхлипывая и ломая руки:
— Ну я же своими руками положил ее сюда, вот этими же руками! И дополнительные защитные чары наложил… И никто сюда не заходил!..
В резко ставшем агрессивным отчаянии ударил кулаком по столу, отшиб руку и окончательно расплакался. Упав в кресло, он рыдал:
— Ничего не будет, ни книги, ни славы… — дальнейшие слова потонули во всхлипах.
Убедившись, что ничего интересного больше не произойдет, я поиграла еще с грифончиком, скормила ему остатки колбасы и отправилась домой.
30…та
Москва сияла столичной помпезностью. Комната, обставленная, как домашний кинотеатр — мягкие кресла, диванчики и стулья в несколько рядов, маленькие круглые столики, во всю стену — огромный экран, была заполнена такими же аукцинаторами