Легко понять, что там, где полыхало пламя, негатора не было и быть не могло. Вот почему первая граната из трёх дала взрыв непосредственно на палубе. В радиусе десяти метров палубный настил был полностью уничтожен, а огонь распространился на батарейную палубу. Вторая граната, будучи чуть хуже нацелена, разорвалась не по оси линкора, а чуть ближе к борту, который в обычном артиллерийском бою считался бы неподбойным[25]. Это принесло нежданный успех: громадный кусок обшивки вырвало, хотя пробоина оказалась выше ватерлинии. Прислуга не менее десяти орудий оказалась убитой на месте или тяжело контуженной. А следующая граната, также разорвавшись слишком близко к борту, нанесла смертельную рану кораблю: пробоина в борту дошла до ватерлинии. Сразу же начался неконтролируемый крен, сделавший наведение орудий крайне трудным делом.
Дружный рёв «Ура!» команды «Херсонеса» сопроводил этот ошеломительный успех. Ведь при тех четырёх орудиях, которые составляли прежнее вооружение пароходофрегата, у того было очень немного шансов (если таковые вообще существовали) против ста четырнадцати жерл «Йены».
Семаков, понятное дело, увидел успех товарища, но и опасность для него углядел: винтовая шхуна «Наполеон» ринулась на своих максимальных десяти узлах на помощь погибающему товарищу. Видимо, её командир решился прикрыть отход небоеспособного линкора.
– Уходи, Руднев, не рискуй!!! – заревел командир «Морского дракона» в переговорник.
Нельзя сказать, что командир «Херсонеса» пренебрёг приказом. Но всё же он промедлил, заворожённый зрелищем уничтоженного им – ну ладно, пускай на пару с «Морским драконом» – корабля несравнимо высшего класса.
Опытный и умелый начарт шхуны решил рискнуть и пустил ядра с запредельной дистанции, рассчитывая на рикошет от воды. Одно из них попало в цель, пробив обшивку «Херсонеса» в районе миделя. Там располагался котёл; вполне возможно, его могло вывести из строя, будь он в рабочем состоянии. Второе ядро срубило то, что осталось от грот-мачты после переделки пароходофрегата. Палубная и трюмная команды бегом кинулись исправлять повреждения. Третье и четвёртое ядра канули в воду с недолётом: «Херсонес» на восемнадцати узлах уже выходил из боя.
Однако капитан-лейтенант Руднев не пожелал оставаться в долгу. Носовой гранатомёт, конечно, не мог палить в данный момент, но кормовой находился в превосходном для стрельбы положении. И командир «Херсонеса» приказал палить, хотя дистанция была очень велика.
Успех оказался не из больших: четыре гранаты рванули на воде; взрывами, правда, повредило обшивку шхуны, но с этой течью помпы справлялись, а трюмные яростно латали щели. Все стеньги оказались сбитыми, но и это не принесло фатального ущерба, тем более что «Наполеон» шёл на силе пара. Наконец, на юте возник небольшой пожар, но палубная команда оказалась на высоте, в темпе раскатав брезентовые шланги. И всё же французский капитан счёл, что задача выполнена, и поспешил убраться чуть подальше, не желая становиться первоочередной мишенью. Не приходится сомневаться: в его решении важную роль сыграло и то обстоятельство, что «Йена» на тех парусах, которые удалось поставить на повреждённой бизань-мачте, пыталась выброситься на мель, но даже это отчаянное средство было сомнительным по действенности: очень уж сильно полыхало на носу.