Кстати о тренере. Максим Леонидович порадовал меня не только новым упражнением, но и тем, что сдержал свое обещание и нашел-таки специалиста для Оли, за что я был ему безмерно благодарен. Правда подруга отреагировала на это известие вовсе не так, как я ожидал. Похоже, когда я говорил ей, что найду человека, который ей поможет, она либо все пропустила мимо ушей, либо не восприняла меня всерьез. И как только тренер объявил о своей находке, а я вслух обрадовался, удивленно уставилась на нас обоих. Я отлично заметил, как ей стало не по себе, но потом она отгородилась от нас невидимой стеной и с холодной вежливостью просветила, что, видите ли, ей никакая помощь от гадалок не требуется. Честно говоря, мне стало стыдно за нее перед тренером: человек старался, искал, знакомых расспрашивал, а она нос воротит! Хоть бы сделала вид, что благодарна! Хотя нет, она вообще-то поблагодарила, но в таком тоне, что любому стало бы ясно — ей это нафиг не нужно. И как только за тренером закрылась дверь, девушка сразу категорично объявила, что ни к какой гадалке не пойдет. По правде сказать, я разозлился: ну зачем же так сразу отвергать эту возможность, неужели ей трудно попробовать? Видно же, что ей плохо и лучше не становится! Я, по крайней мере, хоть что-то пытаюсь сделать для нее, предпринять хоть какие-то шаги в направлении ее выздоровления, а она мою помощь совсем не ценит! Только и может, что молча страдать и загибаться, отфутболивая всех, кто пытается ей помочь! Я так прямо ей и сказал. Но моя обычно уравновешенная и разумная подруга на этот раз не прислушалась к доводам рассудка, а вся ощетинилась и, явно разозлившись, выпалила, что ни о какой помощи меня не просила, дескать иди ты Идолбаев со своей помощью куда подальше и не смей вмешиваться в мои дела. Если честно, то я растерялся: для меня ее гневная вспышка оказалась полной неожиданностью. Мне казалось, что такая реакция совершенно нетипична для Ольги. Во всяком случае, не припомню, чтобы она хоть когда-нибудь реагировала на что-нибудь так бурно и эмоционально.
Из-за растерянности, я даже злиться на нее перестал, а наоборот, постарался присмотреться и понять, почему она так кричит — я ведь ничего плохого не делаю, просто беспокоюсь за нее и хочу помочь. Самое странное, что как только я пригляделся к ней получше, отбросив в сторону свои эмоции по поводу ее неразумного поведения, то сразу понял, что с ней не так. Она просто боялась, что ничего не получится. И этот страх был таким огромным, что не давал ей трезво оценивать ситуацию. Ко всему прочему, она, похоже, даже не осознавала, как сильно боится. А, как известно, нельзя преодолеть страх, пока не признаешь, что он у тебя есть. Но это было только полбеды. Ольга так привыкла быть за все ответственной, самостоятельно выпутываться из всех трудностей и всем помогать, что, кажется, ей и в голову не приходило, что когда-нибудь ей самой может потребоваться помощь. Она просто не умела ее принимать и отвергала любую мысль, до которой самолично не додумалась.