— А теперь позволь мне обнять тебя — в первый и, наверное, в последний раз. Вряд ли мы когда-нибудь еще увидимся.
Отец, казавшийся необъятным по сравнению с моей хрупкой фигурой, заключил меня в крепкие объятия и, взяв мое лицо в свои большие ладони, поцеловал в лоб.
— Ты такая же очаровательная, как твоя мама. Счастья тебе в жизни, дочка. Да поможет тебе Бог.
Я хотела сказать что-нибудь в ответ, но не смогла. Слова застряли в горле, глаза наполнились слезами, и мне хватило сил только на то, чтобы повернуться и выйти в коридор: я шла, спотыкаясь, с затуманенным взглядом, и все внутри меня сжималось от нахлынувших чувств.
Я ждала маму на лестничной площадке. Входная дверь в квартиру осталась приоткрытой, и я видела, как она идет к выходу, сопровождаемая недобрым взглядом стоявшей в отдалении Серванды. Ее щеки пылали, в глазах блестели слезы, а лицо уже не было непроницаемой маской. Я не присутствовала при расставании моих родителей и не знаю, о чем они говорили, но, думаю, за те пять минут, что им довелось побыть наедине, они тоже обнялись и попрощались друг с другом навсегда.
Мы спустились по лестнице так же, как поднимались: мама впереди, я за ней. В полном молчании. Под аккомпанемент каблуков, стучавших о мраморные ступени. С драгоценностями, документами и фотографиями в сумке и тридцатью тысячами дуро в свертке под мышкой. Наконец я не выдержала и, взяв маму за локоть, заставила ее остановиться и повернуться ко мне. Мы стояли лицом к лицу, и я спросила испуганным шепотом:
— Его правда убьют, мама?
— Не знаю, дочка, откуда я могу знать…
4
Мы вышли из дома и зашагали по улице, снова храня молчание. Мама шла быстро, и я старалась не отставать от нее, хотя в новых, недавно купленных туфлях на высоком каблуке это было непросто. Через несколько минут я решилась заговорить, все еще находясь в некотором замешательстве.
— Что мне теперь делать со всем этим, мама?
Она даже не замедлила шаг, чтобы ответить, и кратко сказала:
— Храни все в надежном месте.
— Все? А разве ты ничего себе не возьмешь?
— Нет, все это принадлежит тебе; это твое наследство, и к тому же ты уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно распоряжаться средствами, которые выделил тебе отец, мне не стоит в это вмешиваться.
— Ты уверена, мама?
— Да, дочка, абсолютно. Мне ничего не нужно, дай мне только одну фотографию — какую угодно из них, просто на память. Все остальное принадлежит тебе, но я прошу тебя лишь об одном, послушай меня, Сира, ради всего святого…
Мама наконец остановилась и посмотрела мне в глаза под тусклым светом уличного фонаря. Мы были до сих пор взволнованы состоявшейся встречей и не обращали внимания на проходивших мимо людей, которым тоже не было до нас никакого дела.