С этими словами комиссар достал из внутреннего кармана пиджака бумаги, полученные мной от отца во время нашей встречи несколько месяцев назад.
— К счастью для вас, Аррибас не забрал их с собой вместе с деньгами и драгоценностями — возможно, потому, что лично для него они вряд ли могли быть полезны, скорее наоборот. Наверное, ему следовало уничтожить эти документы, чтобы обезопасить себя, однако, вероятно, в спешке он просто не успел этого сделать. Так что вы должны быть ему благодарны, поскольку именно это спасло вас сейчас от тюрьмы, — с иронией заметил комиссар, прикрыл на несколько секунд глаза, словно взвешивая последние слова, и добавил: — Простите, я не хотел вас обидеть, я понимаю, что вам не за что благодарить человека, поступившего с вами подобным образом.
Я никак не отреагировала на его извинение и лишь слабым голосом спросила:
— А где он сейчас?
— Аррибас? Мы точно не знаем. Возможно, в Бразилии… или в Буэнос-Айресе. Или, быть может, в Монтевидео. Он сел на трансатлантический корабль с аргентинским флагом, но ничто не помешало бы ему сойти в каком угодно порту по пути следования. Также известно, что вместе с ним были еще три типа — русский, поляк и итальянец.
— И что — его никто не будет искать? Его не попытаются выследить и задержать?
— Боюсь, что нет. У нас почти ничего не имеется против него: всего-навсего неоплаченный счет из гостиницы — при том что ответственность за это лежит в равной степени на вас обоих. Ну разве только вы сами захотите заявить на него в полицию, сообщив о похищенных деньгах и украшениях, хотя, если честно, я не советовал бы вам этого делать. Да, все это принадлежало вам, однако происхождение этого состояния довольно туманно и вы сами обвиняетесь в незаконном завладении драгоценностями. В общем, думаю, нам едва ли когда-нибудь удастся обнаружить Аррибаса: такие типы, как он, очень хитры, эти прожженные бестии умеют испаряться в мгновение ока и потом как ни в чем не бывало появляться в другом месте, где до них никто не сможет добраться.
— Но мы собирались начать новую жизнь, хотели открыть свое дело и только ждали письма с разрешением, — забормотала я.
— Это вы о курсах машинописи? — спросил комиссар, доставая из кармана какой-то конверт. — Так вы совершенно напрасно надеялись. Владельцы курсов Питмана в Аргентине не собирались расширяться по другую сторону Атлантики, о чем и сообщили в письме еще в апреле. Аррибас не говорил вам об этом, не так ли? — уточнил он, заметив растерянность на моем лице.
Я вспомнила, с какой надеждой, с каким замирающим сердцем ежедневно справлялась у портье о письме, с получением которого, как я считала, у нас должна была начаться новая жизнь, а оказывается, оно уже давно было в руках у Рамиро и он не сказал мне об этом ни слова. Чем больше я узнавала о нем, тем меньше пыталась оправдать. В конце концов я ухватилась за последнюю соломинку: