— Можно и так сказать. — Хозяин магазина перебирал фотографии. — Только скорее барабанщики, чем цимбалисты. Впрочем, Габриэль Прайс был пианистом.
Я перестала крутить пояс.
— Я однажды видела пианиста в ратуше. Помню, глаз не могла оторвать от его рук на клавишах. У него на мизинце было кольцо, очень тонкое, необычное, мужчины таких не носят. — Я замолчала, не решаясь спросить: «А Габриэль Прайс носил кольцо?» Иногда мысли могут увести в такие дебри, что трудно найти дорогу обратно.
Человек вынул фотографии из целлофанового пакета и разложил на прилавке.
— Давайте посмотрим, — предложил он.
Хэнди Саймон
Они обегали весь Уэст-Клифф — от арки из китовых ребер до того места, где исчезла тропа, ведущая по берегу до деревушки Сандсенд, но миссис Ханимен пропала бесследно. Барри вызвался удерживать вместе остальных, но у него закончились истории о призраках. Он повел стариков к китовой арке, где они без воодушевления пропели три куплета национального гимна. Мисс Амброуз позвонила мисс Биссель. Мисс Биссель появилась у памятника капитану Куку, прижимая к груди Библию.
— Я уверена, миссис Ханимен где-то здесь, — твердила мисс Амброуз, но на ее лице отнюдь не отражалось уверенности: вена на шее билась в такт ругани мисс Биссель, и Саймон видел морщины, прорезавшие ее лоб, хотя и стоял далеко.
Одна из старух из «Вишневого дерева» вспомнила, как миссис Ханимен заходила в общественные «удобства», но не видела, чтобы она оттуда вышла. Саймону велели проверить туалет на случай, если нужно взломать дверь кабинки.
— Это же дамская уборная. — Саймон встал у входа, скрестив руки на груди. — А я не дама!
В конце концов мисс Амброуз согласилась пойти с ним. Они несколько секунд смотрели на три пустые кабинки, вдыхая запах песка и мокрого бетона.
— Куда ж она подевалась-то? — Саймон толкнул дверь в одну из кабин, хотя и так было видно, что за ней никого нет. — Люди просто так не исчезают.
— Она сюда вошла, но не вышла, — размышляла мисс Амброуз. — Вход здесь только один. В голове не укладывается, куда она могла деться!
Они оглядели маленькие оконца, украшенные паутиной с такой коллекцией мотыльков, что любой энтомолог раздулся бы от гордости.
Саймон уперся руками в бока и набрал полную грудь влажного, пахнущего песком воздуха.
— Двести пятьдесят тысяч людей пропадает ежегодно, — начал он. — Это как если бы все население Плимута исчезало каждые двенадцать месяцев.
— Саймон, мне эта информация не кажется полезной…
— Семьдесят четыре процента находятся в течение двадцати четырех часов…
— Ну, это обнадеживает.