Саймон проверил стремянку. Осторожность лишней не бывает, особенно вдали от дома. Пошатав ее несколько раз для верности, он поднялся наверх, взялся за крайний флажок. И тут он их увидел. Они сидели на одной из скамеек на набережной лицом к песчаному пляжу. Кажется, между ними происходил оживленный разговор, потому что время от времени Джек размахивал руками и указывал на Северное море.
Саймон тщетно попытался вспомнить, где он оставил свою записную книжку.
Флоренс
— Ужасная смерть — утонуть, — прошептала Элси.
Я лишь взглянула на нее.
— Ну, это мое мнение, — пояснила она. — Но может быть и довольно мирной, если человек сам смирился.
— Каждая кончина мирная, если верить газетам. — Я туже затянула пояс пальто. Мне приходилось напрягать слух, чтобы расслышать Элси: ветер, оставлявший дорожки на поверхности воды, относил ее голос в сторону. — Но сама я не понимаю, как смерть может быть мирной. С другой стороны, как тут поймешь, пока до этого не дойдет. Спросить-то не у кого.
Элси вздохнула:
— Может, оно и к лучшему.
— Получается, утонул Габриэль Прайс, а не Ронни? Но ведь я была абсолютно уверена… — Я говорила в намотанный до самых ушей шарф, и тепло дыхания прилетало обратно мне в лицо. Подняв глаза, я перехватила взгляд Элси. — Мы все были уверены, — поправилась я.
Джек ушел в киоск за чаем, я смотрела, как он бредет по траве. Не знаю, причиной тому игра света или визит в рыбацкий коттедж, но Джек будто усох, казался не таким значительным, будто стал занимать меньше места в мире.
— А я бы хотела отойти во сне, — доверительно сообщила я. — Вон как женщина из шестнадцатой квартиры. Достойный итог.
— Ты так говоришь, будто за смерть во сне дают награду!
— Вечером закрыть глаза, а к утру дело сделано. Я бы так выбрала.
— Флоренс, мы же не в агентстве путешествий.
Некоторое время мы сидели в молчании, глядя на море. Отлив обнажил влажный песок — гладкий, нетронутый. Не устаю удивляться, как океан смывает оставленные за день следы ног, разговоры и споры и все становится как новенькое. Ребенком я обожала гулять с Сетом по чистому песку. Он облаивал волны, наши следы оставались на пляже первыми, но я всегда оглядывалась и с грустью смотрела на нарушенную песчаную безупречность. Отец смеялся надо мной и говорил: «А как же, по-твоему, вообще получается песок?» Вот бы узнать, там ли еще следы лап Сета, погребенные под столькими днями других людей…
Скамья была холодной и жесткой, недоброй к старым костям. Поднялся ветер, и волны закручивались белыми узлами пены, мелькавшей вдали. По кромке воды шла женщина с собакой. Я попыталась вспомнить, что это за порода. Пес был из тех азартных, энергичных собак, которые бесстрашно носятся по волнам, поднимая тучу брызг, приносят палку и находят радость в самых неподходящих местах.