Мы глядели друг на друга, и я чувствовала, что именно такими взглядами мы обменялись шестьдесят лет назад. Мой восьмидесятилетний кокон словно распадался, высвобождая меня прежнюю. В ту ночь мы условились больше об этом не говорить. Завернуть случившееся в папиросную бумагу прошлого и никогда не извлекать. Однако вот они, те самые слова, витавшие в воздухе шестьдесят лет в ожидании шанса прозвучать снова.
Пока мы говорили, солнце ушло за горизонт. День безвозвратно покинул небо, и свет стал таким жидким и слабым, что я едва различала лицо Элси.
— Не вини себя. Ты не виновата, ты поступила так, как считала правильным.
— Ты меня прощаешь? — спросила Элси.
— Конечно. Я всегда тебя прощу.
Она протянула руку, а я вытянула свою, будто мы столько лет носились с кусочком прошлого и наконец нашли для него место.
— Мне только хотелось бы вспомнить остальное, — призналась я. — У меня ощущение, что по-прежнему многого недостает.
— Если ты когда-нибудь вспомнишь все… — Элси колебалась. — Запомни, ты меня простила. — Ее голос сплетался с ветром. — Помни, ты сказала, что я не виновата!
— Ты это к чему?
Элси ответила не сразу, а когда наконец заговорила, я едва разобрала ее слова:
— Если ты когда-нибудь откроешь эту ячейку, Флоренс, если ты когда-нибудь ее откроешь и найдешь нечто неожиданное, ты просто помни, что мы значим гораздо больше, чем наши худшие поступки. Помни об этом, Флоренс! Пожалуйста, помни, даже когда меня не будет рядом!
Мы стояли в молчании. Я слышала только собственное дыхание. Казалось, прошла целая жизнь, вечность, прежде чем мы пошли обратно, взявшись за руки. Они стали совсем старыми, наши руки, — обвисшая кожа в старческих пятнах, и все косточки наперечет, но рука Элси по-прежнему идеально ложилась в мою, и я чувствовала ее силу. Я стиснула ее, убедиться, что она тоже чувствует эту силу.
— У тебя все будет хорошо, — сказала Элси. — Все с тобой будет хорошо.
Хэнди Саймон
Хэнди Саймон глядел на зеркальный шар под потолком. Гипнотическая штука, отчасти даже убаюкивающая. Словно в маленьких зеркальцах мир теряет большую часть своей важности.
— Вы весь вечер на него смотреть намерены?
Мисс Амброуз, успевшая полежать и вернуться, курсировала между кухней и фуршетным столом с разнообразными закусками. Щека у нее была измята от сна там, где подушка вдавилась в мысли.
— Если можно побеспокоить вашу особу, то торт уже разморозился.
Саймон вошел в кухню. Гейл через «е» стояла у металлического стола с темным от сдерживаемого гнева лицом.
— Я не привыкла, чтобы из кухни делали проходной двор! — вспылила она. — Надеюсь, руки у вас чистые! Нам тут снова санитарная инспекция не нужна!