Элси поглядела в ту сторону:
— По-моему, люди уже не покупают конфет в такой упаковке.
— А парикмахерских-то! На каждом углу! Вот уж не знала, что у людей столько волос!
Мы остановились на каком-то сложном светофоре, и я перегнулась через Элси поглядеть на кладбище. Могильные плиты ровными рядами глядели на «Маркс и Спенсер» через просвет между банком и офисом строительной компании.
— Я тоже буду здесь лежать, — сказала я. — Это и к гадалке не ходить.
— Возьми лучше еще леденец и не говори таких мрачных вещей.
Я полезла в пакетик:
— Говорю то, что есть!
Элси забрала у меня фантик и положила к себе в карман.
— Ну, если уж хочешь поиграть в реалистку, здесь тебе не лежать. Тебя похоронят на другом конце города.
— Как, там тоже открыли кладбище?
— Открыли, — кивнула Элси. — Стариков много, мест на всех не хватает. Как на парковке.
— Жалость какая. — Я обернулась, глядя через заднее стекло на удаляющееся кладбище.
— Да, — согласилась Элси. — Я тоже надеялась устроиться рядом с тобой, поближе к алтарю.
Я взяла еще леденец — на потом.
— А теперь придется упокоиться в чистом поле с видом на объездное шоссе.
Когда мы доехали до «Зеленого берега», низкая туча, напоминавшая гору в небе, начала брызгать на нас слюной. Георгианский особняк маячил за ветровым стеклом в дождевых каплях: его очертания расплывались на фоне туч, пока меловой оттенок кирпичей не исчез совершенно.
— Доехали, — зачем-то объявил Крис.
В машине никто не шевельнулся.
Я потянулась к дверной ручке, но передумала и снова положила руку на колени.
— Ну что, идемте? — Джек кивнул на дождь. — Крис, ты с нами?
Крис вынул из бардачка компакт-диск и сандвич.
— Лучше я здесь подожду, послушаю «АББА»…
— Внутри теплее, — предупредил Джек.
Крис поглядел на зияющие застекленные пасти георгианских окон и покачал головой.
— А я пойду, — сказал Джек. — Я лучше отправлюсь в «Зеленый берег», чем буду сидеть здесь и смотреть, как ты жуешь сандвич с креветками.
Женщина, открывшая нам, была одета во все оттенки бежевого, будто гардероб ей подбирали по цветовой таблице. Маленькие глазки, тонкие губы — и сопенье, как у слона.
Ее губы сложились в четкое «о», но она не издала ни звука и отступила, пропуская нас в мир бежевых ковров, бежевых обоев и тяжелых бархатных портьер. Первое, на что я обратила внимание, — воздух, неподвижный, застывший от старости. Это как в комнате, которую открывают только на Рождество: с каждым вздохом легкие наполняются прошлым.
— Клару вы найдете в западном крыле, — сказала бежевая женщина и пошла по длинному коридору.
Не прошло и минуты, как она начала говорить словами рекламного буклета: