— Видишь что-нибудь? — спросила я, приподнимая ткань повыше.
— Только тебя, — отозвалась Элси.
— Здесь тоже ничего. — Голос Джека донесся из глубин гардероба. — Немного же у него одежды.
— В карманах смотрели? — вспомнила я. — По телевизору люди всегда находят в карманах всякую всячину.
— Ну конечно! — Джек на мгновение появился из-за дверцы шкафа и снова исчез.
В ящике тумбочки у кровати нашелся только спрей для носа «Викс» и старая книжка в мягкой обложке.
— Больше восьмидесяти лет, и нечего показать? — не поверил Джек. — Как-то подозрительно.
Мы осмотрели кухню, но не нашли ничего, помимо стандартного набора кастрюль и фаянсовой посуды. Даже в холодильнике было пусто.
— Ни пинты молока, — поразилась я, — ни половинки апельсина!
Я вытянула один из маленьких пластиковых ящичков, и Элси заглянула внутрь. Ящик был пуст.
— Даже при нашем полном пансионе здесь должно что-то быть, — усомнилась она.
— Хоть баночка маринованного лука, — подхватила я. — Или початая банка макарон в соусе.
— Сплошное разочарование, — признался Джек. — Столько сил потрачено…
Элси вздохнула:
— Ты проголодалась, Флоренс?
— Немного.
— Но все равно это нужно было сделать, — сказал Джек, поправив кепку. — Осмотреться на местности.
— Что теперь? — спросила я. — Мы обшарили все потайные уголки его жизни и ничего не нашли.
— Надо перегруппироваться. — Джек кивнул сам себе, когда мы проходили мимо зеркала. — Мы что-то упускаем.
Мы вышли в коридор, который и коридором-то не был, а просто куском бежевого паласа между кухней и входной дверью, когда Элси схватила меня за руку:
— Ботинки! Мы не посмотрели в его ботинках!
Я сперва не поняла, о чем она говорит.
— Ну как ты не помнишь, Ронни все всегда прятал в ботинках! Спички, деньги — все, что он берег от чужих рук.
— Ну конечно же! — Джек уже протянул руку к входной двери, но мои слова заставили его замереть и обернуться. — Надо поглядеть в его ботинках.
Я вернулась в спальню и открыла гардероб. Пара коричневых мужских туфель на шнурках смотрела на меня из безмолвной темноты. Туфли казались достаточно безобидными. Мыски были слегка сбиты, на каблуках налет грязи. Я сунула руку в один — пусто, только гладкое, темное ощущение кожи. Может, мы ошиблись и Ронни перерос свои дурацкие привычки и уже ничего не сует в ботинки? Но когда я вынимала руку из второй туфли, кончики пальцев нащупали что-то странное: стелька словно бы вспучилась с краю. Это был едва заметный бугорок, но, когда я приподняла стельку, показался краешек линованной бумаги, сложенной в двадцать раз, с расплывшимися по краям синими чернилами.