Распорядитель шествий протягивает Невскому руку и помогает встать с колен. Мальчик-прислужник подносит Александру в золотой чаше кумыс. Это кумыс особый. Они именуют его кара-кумыс — это напиток господ и высоких гостей. Беднякам и незнатным не полагается его пить...
С молчаливым поклоном Александр принимает чашу... Между тем на его место в живой ступени уже поставлен кто-то другой из владетелей: очевидно, тот, чья шея, по выражению татар, оказалась чрезмерно упругой...
Истязующая бессонница. Тоска завела чёрную руку свою под сердце.
Наконец-то отпущен из этого недостойного балагана, наконец-то один он в войлочной тьме своего спального шатра! Одни и те же образы перед его остановившимся духовным взором, одни и те же думы, размалывающие душу, словно жёрнов... Князь лежит полуничком, обхватив подушку, прижав её прохладною стороною, чтобы скорее уснуть.
Истязующая бессонница. Хочется дотянуться рукою до колокольчика и позвонить, чтобы отрок позвал Настасьина: дал бы чего-либо усыпляющего, — а меж тем недостаёт силы, чтобы поднять руку... Снаружи доносится упругий и всё наддающий и наддающий шум проливного дождя о шатровую крышу. «Этак вот, верно, и с ума сходят! — подумалось Александру. — Надо, надо заснуть!.. Всё ужасное ещё впереди, это только цветочки!.. Сон — телу строитель!..»
Александр понимал, что его решили убить. Иначе разно осмелились бы подвергнуть его столь неслыханному глумленью?.. Только предопределив ему смертную участь, осмелились они так поступить с ним!..
...Тяжко прошла зима... Князь стал прихварывать. Однако на людях он показывался неизменно добрым, дышащим уверенностью и силой. Он ободрял своих:
— Ничего, ничего, ребятки! Тоску свою — под сапог! Уж как-нибудь уладимся с ханом... Скоро жёнушек, детушек своих обымете!.. Да смотрите, татарушками здесь не обзаведитеся! Знаю я вас, вы у меня народ удалой!
И не привыкшие к такой шутке князя дружинники смеялись:
— Ну, что ты, государь, что ты, Александр Ярославич!.. От русской женщины разве на чужестранных посмотришь?.. Да всё равно как щепки под ногой: и видишь их и не видишь!..
...Однажды Александр, сидя на ложе своём, укутанный плащом на меху, придвинув к самой тахте стол, просматривал ясашные свитки. Настасьин подавал ему требуемые столбцы. Посредине кибитки тлел очаг. Время от времени юноша вставал и подбрасывал в пламя кусок сухого аргала.
— Да, — сказал князь, глядя через стол, как возится Григорий у очага, — полено увидал бы наше, русское, берёзовое, и то легче бы стало!.. Топят какой-то дрянью!.. И огонь не тот... не русский... не греет, всё время зябну... И никогда со мной этого не бывало!..