Неизбежная вина становится болезненной, если мы пытаемся искупить то, что не может быть искуплено, или пробуем всеми силами избежать виновности там, где от нее не уйти. По сути это тоже бегство от тревоги, это борьба с данностями, которые априори не могут быть побеждены: со смертностью человека и конечностью всего, с ограничениями мира, собственных ресурсов и т. д. Но в какой-то момент мы можем снова набраться мужества и принять тревогу на себя.
«Друг друга тяготы носите»
Христианин знает, что вина, которая лежит на наших предках Адаме и Еве, на самом деле лежит и на всех нас, ведь мы все в той или иной степени грешны. Каждый из нас мог бы поступить так же, а значит, в той или иной степени ответственен за то, что мы живем не в раю. Но и атеистически настроенный человек может ощущать взаимосвязь всего со всем. Например, он верит в то, что если будет делать добро окружающим, то когда-нибудь в критической ситуации ему тоже кто-нибудь поможет.
Неизбежная вина связана с расширением наших собственных границ. И в этом ее позитивный смысл. Ведь расширяя свою ответственность, мы расширяем самих себя. Благодаря неизбежной вине мы чувствуем и поддерживаем наши глубинные взаимосвязи с миром.
«Тысячу раз на дню испытываем мы чувство вины: когда мы проходим мимо просящего милостыню инвалида или мимо валяющегося на улице пьяницы, когда по небрежности или сознательно обижаем другого человека, когда думаем о войне, идущей в чужой стране. Короче говоря, человек испытывает чувство вины каждый раз, когда понимает, что „так не должно быть“, когда чувствует противоречие между тем, что есть, и тем, что должно быть, или между тем, что он делает и что следует делать, между существующей ситуацией и тем, какой она должна быть»[65], — писал Ролло Мэй.
Кто-то может чувствовать себя виноватым за алкоголизм бывшего одноклассника, которому когда-то не уделили достаточно внимания. Кто-то ощущает вину, узнав о самоубийстве едва знакомого человека.
Мы не можем ограничиться стенками своей «скорлупы» – своей «объективной» ответственности. Испытывать вину за произошедшее не по нашей вине и не благодаря нашему выбору – нормально. Да, такая вина не должна быть слишком тяжелой и мучительной, но и без нее жить нельзя: она означает, что мы ощущаем себя не изолированными, а причастными к миру существами, его соавторами.
Тем более это касается нашей потребности разделить вину за ошибки и преступления, которые совершают наши близкие, знакомые или члены сообщества, к которому мы себя относим. Когда в семье, являющейся единым организмом, кто-то один, например ребенок, допускает промах, вполне нормально, что некоторую вину испытывают все остальные ее члены. Когда в дружной приходской общине или любом другом хорошем коллективе кто-то совершает грех, нет ничего особенного в том, что окружающие разделяют вину с этим человеком. Многие испытывают вину за войну, которую ведет их государство, хотя непосредственно в ней они не участвуют.