Вина мнимая и настоящая. Как научиться жить в мире с собой (Сульдина) - страница 69

(Ин. 3: 16). Поэтому неизбежная вина может стать для нас последним аргументом: там, где ничего нельзя изменить, можно все же оставаться тем, кто я есть, – человеком, сыном Божьим, который знает, что так быть не должно.

Невыразимая ценность вины

Психотерапевт Виктор Каган[70] в своей книге «Понимая себя: взгляд психотерапевта» описывает историю работы с пациентом, которому после долгих усилий он так и не смог помочь. Эту вину, как он сам признает, нельзя назвать «объективной». Однако Виктор Ефимович бережно пронес ее через многие годы, не пытаясь от нее освободиться. Привожу его рассказ полностью и без комментариев, поскольку это тот самый случай, когда они действительно были бы излишними.

«Не стану кокетничать: имя человека, о котором я хочу рассказать, – настоящее. Это было около двадцати лет назад, какие-то детали стерлись или сместились во времени на месяц-другой, но рука не поднимается внести в эту историю намеренную – пусть даже благонамеренную – фальшь.

Итак, его звали Володя. Я в ту пору был молодым, пятый год всего работающим психиатром, то есть что-то чувствовал и переживал в своей работе острее и ярче проработавших много лет и многое видевших коллег, которые иногда незло иронизировали по этому поводу или напоминали мне: «Не психологизируй!», а что-то знал мало и понимал плохо. Самое простое – списать эту историю на молодость, да вот немолод уже, и время затирало память – а не затерло.

Володя поступил в больницу как-то осенью, ночью. Утром в отделении мне сказали, что поступил всего один больной, и я после нескольких дней, когда что ни утро – четыре-шесть новых пациентов, вздохнул с облегчением, потому что работал один из-за отпуска заведующего и простуды коллеги. Отделение наше числилось «санаторным» – не принимающим беспокойных и агрессивных больных, но бывало чаще всего так, как бывало, то есть по-всякому, хотя, конечно, и не так, как в «беспокойных» по штату отделениях.

Володю я увидел, едва войдя в коридор. Невысокий – он казался выше благодаря своему облику. Скучный, когда-то серый, а теперь еще и изрядно выцветший халат большого размера выглядел на нем хитоном. Длинные волосы до плеч и борода уже издали делали его похожим на Христа. Худое, изможденное лицо с большими, светлыми, очень внимательными, хотя и обращенными куда-то внутрь глазами выглядело ликом, а не лицом. Он спокойно шел вдоль коридора – не среди всех остальных и не мимо них, а сквозь. Было в нем что-то такое, что заставляло окружающих не избегать его, не убегать, а тихо расступаться.