Тома не спала. Лежала опустошенная борьбой, без дум, отдыхая, медленно набирая силы, обретая душевное равновесие. Словно деревце, державшее на своих ветвях глыбу снега, сбросило груз и теперь медленно распрямляло усталые намокшие ветви.
По ее щеке пополз муравей, и она сняла его пальцем, не раскрывая глаз. Потом муравей пополз снова, она махнула рукой и удержала травинку - это Виктор щекотал ее лицо.
Тома села, вздохнула, потерла кулаками глаза. Волков протянул ей плитку шоколада, и она, сорвав обертку, стала есть. Сидели молча, грызли шоколад и не смотрели друг на друга.
- Я много гадостей о себе рассказал, - заговорил Волков тихо. - Рассказал, чтобы знала: было. Никуда не денешься. Но ты должна понять: здесь не копай-ка - глубокий колодец. На дне грязь, тина. А ты чистую воду поверх них черпай. Есть и чистая вода. Не для всех, но есть.
Тома во все глаза смотрела на него. Не ожидала таких слов.
- Где-то я слышал… или выдумал, не знаю. Если из колодца не брать, он загниет. Так вот, из этого колодца не брали. За чистой водой к нему не ходили.
- Не понимаю тебя, Витя. Только что сказал - ни о чем не жалеешь.
- Не жалею. В курной избе жить, по-черному топить.
- Не понимаю…
- Привыкла по полочкам раскладывать. Здесь ангелы с крылышками, там черти. А если я ангел в крапинку?.. - Он усмехнулся. - Если ангел с чертом перемешан круто? Эх ты, ясли… Одно могу сказать твердо : ты моей подлости не увидишь. Тебе я когтей не покажу.
- Этого мало - я. А другие?
- Другие всякие бывают. Как со мной, так и я. Смотрит на меня, как на бандита, - я бандит. Как на насильника - я насильник. С тобой я человек.
- Всегда надо быть человеком.
Оба замолчали. Тревожно было у Томы на душе, тревожно и смутно. И жаль этого парня, которого она уже не боялась. Ни детства, ни юности не знал, с тринадцати лет стал взрослым. Полюбил деньги, власть над людьми.
- Ты видел, мы на окраине живем, - заговорила она раздумчиво. - Свой дом, сад… Я как в деревне росла. Ребятишек полно вокруг… - И начала рассказывать о своем детстве, о детских играх. Песенки любимые напевала. Чем дольше говорила, тем легче, радостней становилось. Было такое чувство, что засыпает она грязь и тину чистым песочком, вроде того, из которого ее ребятишки в яслях башни лепят. Пришла в голову мысль, что ему это, наверное, смешно слушать, и она замолчала внезапно, споткнувшись на слове.
Он попросил:
- Рассказывай.
- Все это ерунда, - сказала она и добавила его тоном: -Ясли…
- Рассказывай.
«О Женьке не расскажу»,- подумала Тома, но уже начала, назвала его имя, а раз начала - чего там!..