— Она стояла.
— Откуда вы знаете? — Большие тёмные глаза уставились на актрису. — Откуда?
— Я бы тоже стояла всю ночь.
— Правда?
Вся группа толпилась за дверью, и все приставали к Ару насу:
— Долго мы их будем ждать?
— Время идёт! Скоро конец смены, а ни одного метра не отсняли.
— Может быть, поторопить их?
— Нет!
Арунас стоял у двери, готовый преградить путь каждому, кто попытается проникнуть в павильон.
— Вы ничего не понимаете, — говорил он. — Может быть, сейчас решается судьба фильма.
Потом тяжёлая дверь павильона медленно открылась. Инга сказала:
— Мы готовы.
И сразу все хлынули внутрь, заняли свои места, и глаза, аппараты, осветительные приборы нацелились на маленький островок, где было только два человека — Инга и Гедра, и никто больше не смел вступить на их остров.
— Будем снимать, — сказал Арунас.
— Без репетиции? — спросил оператор и провёл рукой по бритой голове.
— И, возможно, без дублей, — сказал режиссёр. — Начинайте!
Откуда-то вынырнула Кика с хлопушкой. Арунас скомандовал:
— Мотор!
Кика хлопнула и исчезла.
И тогда Инга направилась к своей «маме». Она шла медленно, нерешительно, словно под ногами был не пол, а хрупкий, ещё не устоявшийся ледок, который мог треснуть. Инга подошла к Гедре, легонько боднула её в плечо и стала тереться об него лбом. Плечо было мягким и тёплым, почти таким, как у мамы. И пахло оно чем-то привычным и родным. Инга не слышала, как жужжит пчелиный рой, она забыла, что стоит на маленьком пятачке, к которому прикованы взгляды множества людей. Забыла, где она и что происходит. Только плечо мамы было с ней. Оно поглотило её, оторвало от всего остального.
— Мамите… — прошептала девочка.
Наверное, никто не услышал этого слова. Но оно, столько времени не срывавшееся с её губ, заполнило собой весь мир.
— Мамите… — шептала девочка и всё тёрлась о тёплое плечо и вдыхала его запах.
6
Когда Инга была маленькой, она не говорила: «Пошёл дождь!» «Начались точки», — говорила Инга.
Точки появлялись на стекле, на сером асфальте, на черепице соседней крыши. Точки летели с неба — множество маленьких точек. Многоточие. А потом точки исчезали и появлялись потоки. Мостовые превращались в чёрные реки, по которым, разбрызгивая воду, плыли машины, троллейбусы, трамваи. Безмолвные крыши начинали греметь. А водосточные трубы — серебряные стебли, поднявшиеся от земли до карнизов, — трубили, булькали и извергали маленькие водопады. Пыль исчезала, и всё начинало блестеть, словно город покрасили яркими, невысыхающими красками.
Но всё начиналось с точек.
Маленькая Инга любила поспать. Отец успевал уйти на работу, а она всё спала. И тогда мама будила её бабушкиной присказкой: