— А когда будут хоронить Ириного папу? — спросил я бабушку.
— Дай подумать… Так… Убили его вчера днем, пока то, пока се… Вот завтра, наверно, и будут хоронить. Или послезавтра.
Дома, возле жарко натопленной печи, мои уши начали так «стрелять», что я не вытерпел и сказал об этом бабушке.
— Ну где я тебе на ночь глядя камфару найду? А? Вот ведь дурачок-то, прости Господи!
На следующий день я не пошел в детский сад. Все ночь я проворочался с пульсирующей болью в обоих ушах, бабушка тоже не спала, пыталась убаюкать меня:
— Усни, глазок, усни, другой…
Туго замотанный на моей голове и горле шерстяной платок «кусался», я потел и кряхтел, а бабушка пела заунывно, со всхлипами:
— Котя, Котенька, Коток, Котя — серенький лобок, приди Котя ночевать, маво Сашеньку качать. Как я Котику-Коту за работу заплачу? Дам кувшинчик молочка, да кусочек пирожка.
Я был в полубреду, и чудилось мне, что окно напротив моего дивана превратилось в злого доктора, который навис надо мной: лицо до самых глаз закрыто повязкой (наша белая короткая занавесочка), хмуро сдвинуты брови над прямой переносицей (это наш оконный переплет в виде буквы «Т»), во лбу светится круглое ослепительное зеркальце (это, конечно, лампа на уличном столбе).
Утром бабушка сбегала в аптеку за камфарным маслом, влила мне в каждое ухо вязкую, пахучую жидкость, укутала уши ватой и завязала платком… Я уснул.
— Санька ты Санька, бедный Санька, — услышал я сквозь пробуждение бабушкин шепот.
— Больше не болят уши, бабушка! — сказал я обрадовано. — Теперь мы сможем поехать в Москву!
— Эх, Санька, мама телеграмму прислала. Уж ты сам почитай или, хочешь, я тебе вслух прочту?
— Я сам!
«Саша заболел не приезжайте» — вот что это была за телеграмма.
Откуда мама узнала, что я заболел? Я не верил своим глазам. Как? Неужели бабушка ходила на переговорный пункт и выдала меня по телефону?
— Вот видишь, папа тоже заболел, — сказала бабушка.
И тут до меня дошло, что в телеграмме говорится не про меня, а про папу. Но почему они не хотят, чтобы мы приехали? Ведь Катя не заболела! Я ведь еду, чтобы играть с Катей!
— Там, Саша, квартира маленькая, одна комната на всех, и папа все время лежит, за ним уход нужен, — объясняла бабушка.
И все равно я не мог избавиться от мысли, что я — лишний в новой квартире у папы, мамы и Кати, что я буду им мешаться, я не нужен.
Я спохватился:
— А сколько времени? Ириного папу уже пронесли?
— Нет, Саша, других упокойников сегодня хоронили. Видать, завтра понесут. Как раз ты поправишься.
Я был счастлив и здоров, я радовался, что и завтра, если верить бабушке, я не пойду в детский сад! Зачем мне в детский сад? Там ведь нет Иры, она, конечно, по такому случаю, как похороны дяди Вали, не ходит в детсад.