Бабушка ничуть не удивилась, мы прошли мимо.
— Зачем дядя Федя топор позорит? — спросил я.
— Я же тебе утром говорила — чтоб не утащили, — стыдит меня бабушка.
— А кто утащит, бабушка?
— Да он сам и утащит, дядя Федя ваш, и пропьет, — внушает мне бабушка.
— А зачем он тогда позорит топор, если сам его пропить собирается?
— Ему заведующая приказала, Саша, неужто не понятно, глупый ты какой…
Мы шли по весеннему месиву, еле волоча валенки с галошами, и я говорил доверительно, с приятным жжением в груди:
— Я тебе делаю подарок, бабушка, воспитательница не велела говорить, но я тебе, конечно, скажу!
— Ну, говори, — радовалась бабушка.
— Это игольница, будет у тебя над машинкой висеть!
Она и висела больше двадцати пяти лет…
Помню, после восьмого марта, еще снег на дворе лежал, нас в детском саду собрала заведующая — мы расселись на стульчиках в рекреации, и торжественно объявила, что с этого дня мы все — и маленькие, и большие, и мамы, и папа, и бабушки, будем называться не так, как раньше — коммунисты и беспартийные, а по-другому. Мы теперь навсегда получили название: «советский народ». И должны этим гордиться. Так назвала нас партия. Теперь мы так и будем говорить: «партия и весь советский народ».
А потом, когда стало теплеть, ближе к Пасхе, случилось долгожданное, невероятное чудо: к нам с бабушкой пришли крысы! И пришли они не только к нам, но и к соседям — Князевым, Беденко, еще к кому-то.
Переполох был, конечно, тот еще, но никто не бил тетю Раю, как того боялся дядя Витя, даже скандалов особых я не припомню. Все восприняли появление крыс как неизбежность, как общую нашу тяжкую повинность.
Дядя Миша сиял, звал меня полюбоваться на дохлых крыс.
— Смотри, Санек, как мой Дымок с ними сладил! — хвастал дядя Миша.
В его дворе, под огромным каштаном, на газетке, лежали две черные крысы с поджатыми лапками, зажмуренными глазами и оскаленными зубками. Они были не такие уж большие и страшные: худые, в длину, если без хвоста — с мой сандаль, ну, может, чуть подлиннее. Пашка и Ленька охраняли трупики от непрошенных котов, потому что дядя Миша сказал загадочные слова:
— Эти крыски дохлые нам еще очень пригодятся, очень. Покажем их кой-кому, хе-хе…
А Дымок в это время уплетал на кухне бульон с петушиными головами и хрящами.
Я внаклонку расхаживал вокруг лежащих крыс.
— А как Дымок с ними сладил?
— Задушил, Саня, — подмигивал мне дядя Миша.
— Как задушил? У него же рук нет, — сомневался я. — У него лапы без пальцев.
Этого дядю Мишу не поймешь, когда он шутит, а когда — серьезно.
— Он их грудью душит, — пояснил мне Пашка. — Видал, какая у него грудь?