Холмс и Ватсон по-барвинковски
— Итак, пхе, все три женщины рассказывали тебе о продаже девчат с мистическим ужасом, пхе? — Кинчев на ходу курил и оттого произносил слова невыразительно и будто бы даже нехотя.
— Я не знаю, как это — мистическим, — не согласился Тур. — И не говорил об ужасе. Просто все они боялись.
— Кого? Свинаренки твоего там, в Трудовом, и след давно простыл. Кого ж им еще бояться-то? А?
— Мне некогда было расспрашивать. — Борис оглянулся. На улице — пустынно. Тьму рассеивал только неровный желтый свет из окон. Снегопад прекратился, стало тихо, только ветер обдавал лица свежим некрепким морозцем.
— Там, пхе-пхе, был еще кто-то… О ком не говорили. Ни тебе, ни следственным органам.
— Да брось ты уже свою папиросу! Достал! Никого там подозрительного не было. Только тот плюгавый, в черных очках. Крис.
— Крис? Ты не говорил, что он — Крис.
— Ну, забыл. Да это, наверное, и не имя, а так… кликуха.
— Все может быть. А вон уже и наш дом. Пхе-пхе… Крис…
— Чуть не Кристина. Орбакайте.
— Как-как? Кристина Орбакайте? Или королева Кристина… — Кинчев бросил окурок в снег, не любил сорить в подъезде. И вдруг весело прибавил:
— Мне нравится твой Кирилл, есть в нем что-то правильное.
— Правильное? — изумился Борис.
— С точки зрения диалектического метода, — прибавил Кинчев. — Такой весь приличный, уверенный. Ничего — слишком. Ни хамства, ни культуры, ни образования. Все исключительно гармонично.
— Ничего себе! Губы толстые, чуть не треснут, прямо — вареники, а ты говоришь — ничего слишком, — рассердился Боря, но Виктор продолжал, словно бы обращаясь к себе самому:
— Все его действия и даже мысли легко понять и вычислить.
Они уже поднимались на пятый этаж панельной «малосемейки», где жил Виктор. Тяжело бухали толстыми подметками по никогда не мытым ступенькам, казавшимся сделанными из какого-то древнего грязно-коричневого мрамора — сплошь покрытые узорами пятен, которые каждый раз становились еще заметнее после небрежных подметаний. На площадке между вторым и третьим этажами — следы неряшливого пиршества: на подоконнике — обертка от чипсов, ореховая скорлупа и пустая двухлитровая бутылка из-под пива, под ногами — четыре окурка.