. Голубые ели становятся темно-серыми, между их густыми ветвями сгущается таинственная тьма. Гапченко ведет гостей по расчищенным и покрытым многочисленными следами дорожкам. Большинство следов принадлежат самому Николаю, чего он не отрицает, делая упор при этом на свое постоянное присутствие в парке. И, естественно, отсутствие на месте преступления. Кинчев крутит головой во все стороны, смотрит вниз и вверх, на недавно покрытую зеленой керамической черепицей крышу. Ощупывает серо-серебристые водосточные трубы. Миша Шерман шепчет, радостно округляя глаза:
— Запросто по ним на второй этаж подняться можно! И деревья слишком близко к стене стоят!
Начинает темнеть. Все торопятся.
Кадр второй. Практикант Шерман замечает что-то на ветке ели, под балконом, снимает, показывает старшему следователю. Это окурок дамской сигареты — длинной и тонкой. Миша берет ее на память — как первое найденное им вещественное доказательство. Кинчев недоволен и торопит Шермана и Гапченко.
Кадр третий. В просторном помещении, примыкающем к гаражу и скромно именуемом сараем садовника, сам дворник-садовник Саломатин Рихард Виленович, вручает Кинчеву собственноручно написанный протокол с ответами на вопросы следователя. Тот восхищен: текст логичный и грамотный, хотя и неинформативный в смысле прояснения обстоятельств дела.
Еще более восхищает его сам дворник. Глухой от рождения, он не остался немым, научился читать по губам собеседника и довольно внятно отвечает на вопросы. Невысокий, плотный, весь какой-то квадратный, с большой головой умного доброго слоника. Он с большой охотой показывает пришедшей в сарай делегации изобретенный им снегоуборочный агрегат и усовершенствованный рыхлитель для почвы. Демонстрирует фотографии им же выведенных новых сортов астр. С немного преувеличенной жестикуляцией сообщает, что дома мог бы показать и рационализаторские свидетельства, и дипломы. С ненасытной энергией человека, лишенного непосредственного общения с окружающими, он готов рассказать о чем угодно, правда речь его трудно понять, говорит Рихард Виленович, словно с полным ртом, но старательным слушателям удается уяснить, что отец Саломатина — стопроцентный русский, с Поволжья, а мать — стопроцентная немка, из тех, что уже триста лет живут на юге Украины. Он даже говорит что-то по-немецки, но Кинчев со товарищи, увы, не имеют достаточных познаний в языках, чтобы понять его высказывания.
Сарай изобилует инвентарем и садовыми приспособлениями: горшками для рассады, тепличной пленкой и деревянными рейками.