— Смотря, что считать чудом, — Иван тоже сел, положивши локти на маленький круглый столик. — Произведение искусства, например, — это неоспоримое чудо.
— Согласен. Именно в создании вечных произведений человек достигает состояния… сотворчества с Богом. Мы же считаем чудесами света пирамиды и Колизей.
— Поехал… — отозвалась со своего наблюдательного пункта Вера. — Сейчас начнет хвалить своего гениального Городецкого.
— А вот назло тебе буду говорить о литературе! — Григорий наклонился к Марии, не выпуская ее руки из своих сильных ладоней: — Ты согласна?
Она ответила слабым подергиванием век.
— С литературой все ясно, — заявил Иван. — Ее расцвет неоспорим. Но, по законам природы, вслед за расцветом обязательно идет увядание.
Вера явно была настроена на дискуссию:
— Откуда ты знаешь, что это расцвет? Может, в литературе только первые бутоны начали распускаться, и мы еще увидим, то есть прочитаем что-то совершенно невероятное? Такое, от чего поблекнут и Шекспир, и Пушкин, и Гете, и…
— Остановись, Кассандра! Классиков не трогай!
— Нет, отчего же, — поддержал Веру Василай, — разве не было в истории периодов, когда расцвет науки и искусства не прекращался веками и приносил все более зрелые плоды?
— Ты имеешь в виду древнюю Элладу?
— Не только. И эпоху Возрождения тоже.
— Как-то трудно сопоставлять наших современников с ними…
— А меня иногда пугает это обилие талантов. Знаете, как в народе говорят: когда уж очень много грибов, «хоть косой коси», так это — к войне.
— Ну, Верочка, разве можно сравнивать культурную почву с природной? Они развиваются по разным законам! — Григорий так и сидел рядом с Маней, не выпуская ее руки из своей. — А грибные приметы — такое же суеверие, как и пустые ведра. Но вот то, что поэты могут предчувствовать всеобщие настроения общества, — в этом что-то есть. Мне кажется, что в отличие от изобразительного искусства в современной литературе живет какая-то странная… тревога, какое-то ощущение скорого катаклизма, прощания с привычным состоянием мира, — гладя на закрывшую глаза Марию, он говорил все медленнее и тише. — Как хотите, а мне все это кажется предвестием новой революции, несравненно более грозной, чем прошедшая…
Он умолк, и Маня тихо промолвила, не открывая глаз:
— Я не сплю… Я слушаю… Ты прав… У них нет запаха сирени, весны… Все такое… пряное…
— И слишком яркое, слишком нарочитое, — продолжил Иван, — словно венецианский карнавал. Красочный, но бестолковый.
Вера ответила, глядя в окно:
— Скажи лучше — разгульная русская ярмарка. При долгах и заложенном имении. Пир во время чумы.