Здесь Хартенек, пожалуй, выдает желаемое за действительное: в системе гитлеровского «тотального» государства армия не представляла самостоятельной политической силы и на власть претендовать не могла; напротив, она стала послушной исполнительницей гитлеровских приказов. Но в главном он прав: демагогические «заботы о власти черни», то есть мнимосоциалистические лозунги фашистской партии, уже через год после гитлеровского переворота оказались отброшены. (Хартенек вспоминает о друзьях, которые были расстреляны 30 июня 1934 г. — в «ночь длинных ножей» — с криком «Хайль Гитлер!» на устах.) Война, завоевание «жизненного пространства» за счет других народов, стала целью государственной политики, армия же — инструментом ее осуществления.
Офицеры в романе Бодо Узе подыскивают удобные авиабазы для будущей войны, предвкушают возможность налетов на «Петербург, или Ленинград, как он теперь называется». «Германии необходима война», — вновь и вновь звучит в их разговорах.
Со смешанными чувствами вслушивается в эти речи лейтенант Бертрам, человек во многом слабый, с неустоявшимися убеждениями. Он поддается растлевающему влиянию Хартенека, хотя чувствует, что все эти словеса о «спасении мира от большевизма», о готовности к «геройской смерти» не более чем «готовые фразы». Он слишком хорошо — отчасти и по собственному опыту — знает, что реальную, обыденную жизнь и поступки этих людей, которые объявляют себя «гордостью нации», определяет совсем другое: карьеризм, корысть, моральная извращенность, бездушие, трусость.
Показательна в этом смысле история майора Йоста, человека отнюдь не мелкого, в чем-то даже значительного. (Прототипом для этого образа послужил известный летчик времен первой мировой войны Эрнст Удет.) Военный-профессионал, мастер своего дела, он до поры до времени соблюдает дистанцию по отношению к новым правителям Германии. Можно говорить даже об известной его оппозиционности режиму — пусть никак и не проявленной внешне.
Но как мало остается от этой оппозиционности, когда Йост получает приказ о производстве в подполковники! Бодо Узе убедительно показывает внутреннюю логику происходящих с героем перемен:
«К новому государству он до сих пор относился вполне равнодушно, а зачастую и неприязненно — совесть военного не давала ему мириться со многими экспериментами, которые предпринимались в вооруженных силах, а простая человеческая совесть восставала против принуждения и насилия. Но теперь его обуревали иные чувства. На приказе о повышении он видел подпись фюрера… И если до сих пор он с презрением думал о новых правителях, считал, что они попросту демагоги, то теперь он полагал, что справедливости ради надо признать их несомненные достижения… В сфере собственной деятельности Йост уже вполне приспособился к этим методам и действовал именно так, как действовали повсюду в рейхе, то есть не давая себе времени на раздумья».