Кто- то из ревнивого, охочего до наград окружения Екатерины шепнул ей на ухо: «Пьян, ваше величество… Эти моряки… пьют…»
Императрица брезгливо сморщилась. Махнула ручкой… Выволокли лейтенанта Казарского из царских аппартаментов, вышвырнули вон из дворцовых палат.
На том карьера моряка Кузьмы Казарского кончилась.
Отставку дед принял там же, в Петербурге.
Запил.
До конца жизни грубиянствовал, никого не чтя. Да поздно… Через двенадцать лет умер. А сын его, после второго бракосочетания вдовы, стал Мацкевичем.
С тех пор прошло пятьдесят лет.
Лейтенант Казарский, моряк совсем другой эпохи, николаевской, в мыслях много раз проходил страшный, гильотинный путь своего предка. Все вызнал: всех этих придворных сановников, - скорохода, гоф-фурьера, церемониймейстера… Обида кривила тонкие губы. Лицо бледнело. Молодой Казарский смелость в баталиях ставил превыше дворцовых ласковостей.
Он положил себе, никогда ни у кого этих самых ласковостей не искать. Мужчины-Казарские ничего так не хотели, как еще раз суметь подняться на палубу, еще раз поискать судьбы в море. Александру единственному - после деда - повезло.
Шла очередная русско-турецкая война.
Суджук- Кале, за который сражался дед, уже русская крепость. Под огнем русских батарей последняя крепость на северном берегу Черного моря, Анапа.
Флот воевал храбро.
Флот жил под неусыпным вниманием царя. Каждое утро царь принимал военного министра по делам Адмиралтейства Моллера и выслушивал его. Знал всех командиров всех кораблей. Ни один перевод с Черного моря на Балтику не проходил без его ведома. Ни одного недоросля-волонтера, даже храброго, не определяли в гардемарины без высочайшего соизволения.
После темных столичных событий 14 декабря 1825-го года Николай уповал на дисциплину. Сам работал с 6 утра до полуночи и неусыпно следил, чтобы все все положенное выполняли.
Флот выполнял.
Казарский, обдумывая злосчастную судьбу деда, говорил себе: гра-ницы есть у государства, но есть они и у человека. Каждый человек - сам себе империя. И должно ему оберегать свои человеческие границы так же любовно, как оберегаются государственные. Он не питал никакой личной вражды к туркам, с которыми воевал. Но твердо считал, что северный берег Черного моря не должен быть турецким. Как пришли османы сюда с кровью и огнем в XIV вехе - так пусть с кровью и огнем будут отсюда вытеснены. Им - южный берег Черного моря, славянам - северный.
Тут отступать нельзя.
А раз дело божеское, святое, то и исполняй свой долг.
Он не хотел, как его дядюшка, тупить всю жизнь перья в канцеляриях. Он не хотел, как отец, вконец обнищавший дворянин, быть управляющим у графа.