Всю жизнь Алексей Ильич прослужил в морских канцеляриях.
Склонный к языкам, у пленных драгоманов (переводчиков) оттоманскому научился.
Этого добра, пробитых знамен, на южных просторах немало. Алексей Ильич видел охотников до них и среди своих, русских, и среди драгоманов. Только драгоманы - охотники до пробитых пулями русских знамен, простреленных хоругвей. У этих собирателей темечко с вмятинкой. Ничейный брильянт на поле боя увидят, перешагнут. А за тряпкой пробитой, за чужим знаменем под пулю полезут. А то ведь, после боев, и деньги из кармана выложит, купит такое знамя.
Собирателей Алексей Ильич решительно не понимал.
Море - не земля. Там такие тряпки, как в чемодане, не подберешь. Значит, куплены…
Совсем- совсем другой моряк пошел ныне на флот. Их боги -математика и ушаковская лихость. Все бы хорошо, пусть их. Но с деньгами-то зачем так?
Алексей Ильич стоял над дырявыми знаменами, как над уже похороненными деньгами своими. Душа его служила тризну по ним. Вот и не мот племянник. А и не отчим, по золотому собиравший домашнюю казну. Не он. Алексей Ильич, чин девятого класса, прокормившийся жалованьем. Трепета перед золотым рублем не находил у племянника Алексей Ильич.
Ветошные глазки старика смотрели зорко; смотрели в будущие годы.
Что- то видели.
«Соперник» готовился к походу на Анапу. Бриг и три катера будут сопровождать караван «купцов» - гражданских судов, зафрахтованных военным ведомством. На «купцах» порох и вооружение.
Бриг деятельно готовился к выходу в район боевых действий. На борту кончали ремонтные работы. Пополнили боезапас. Вели покраску бортов. Сохнуть бортам двое суток. Если покраска будет ныне окончена, как раз к подходу «купцов» - те шли из Одессы - краска возьмется.
Лейтенант, выйдя из дома, положил себе никуда не заходить.
Но вот вышел на главные улицы.
Вечер. Легкий норд-вест. Теплынь. Темнота. Огни. А за рейдом, на горизонте, еще догорают сиреневые сумерки.
Казарский не заметил, как свернул на Малую офицерскую.
Вот стоит у металлической ограды, за которой знакомый дом в два этажа. Знает, времени совсем нет. Вынимает часы, прячет в карман. Опять вынимает. В душе сумятица. Звонить? Или - поздно уже? Заговорился с дядюшкой. Раньше надо было уйти. Ладонь обхватила холодный прут ограды. Глаза заглядывали внутрь небольшого дворика.
В лунном свете мерцают стволы деревьев. Прямой полосой льется дорожка к парадному крыльцу. В комнате с балконом второго этажа зажжены свечи. Дверь приоткрыта в прохладу весны. Дважды на шторы легла женская тень. Сердце Казарского зачастило: может позвать? Ощутил утрату, когда тень соскользнула со шторы.