Глава пятая
Николаса Фэнтри с подобающими почестями погребли под каменной плитой в трансепте монастырской церкви, что было исключительной привилегией. Единственный из всех он удостоился отдельной поминальной службы, не говоря уже о том, что его похоронили в самой церкви, а не на церковном дворе. Аббат Хериберт, которого суетные дела мира сего все больше повергали в разочарование и уныние, уделил особое внимание этому убиенному - хотя бы из-за того, что он пал жертвой алчности и злобы, а не братоубийственной войны. Возможно, сколь бы это ни было маловероятно, Николас Фэнтри по прошествии времени сподобится ореола святости. Он принял смерть от руки таинственного убийцы во цвете юности и, судя по всему, был чист сердцем и не ведал зла - как раз из того теста, из какого лепят мучеников.
Элин Сивард была на отпевании и, намеренно или нет, привела с собой Хью Берингара. От его присутствия у Кадфаэля было неспокойно на душе. Правда, молодой человек не предпринимал никаких враждебных действий, да и в поисках своей невесты вроде бы не выказывал особого усердия, если вообще ее искал. Однако в самой его дерзкой, непринужденной осанке, сардоническом изгибе губ и слишком уж ясном взоре, который порой встречался со взглядом Кадфаэля, таилась угроза.
"В чем я не сомневаюсь, - подумал монах, - так это в том, что буду чувствовать себя не в пример счастливее, когда смогу благополучно спровадить отсюда девчушку - покуда же остается только держать ее подальше от тех мест, где он может появиться".
Сады и огороды аббатства лежали в основном поодаль от самой обители, за дорогой, тянувшейся вдоль реки Гайи, а за дальней оконечностью их раскинулось пшеничное поле. Оно располагалось почти напротив замка и совсем неподалеку от королевского лагеря. Во время осады урожай изрядно пострадал, и хотя то, что осталось, уже почти неделю как поспело для жатвы, заниматься этим было слишком опасно. Теперь же, когда все вокруг затихло, следовало поспешить, и всех, кто мог держать серп, отправили на поле, чтобы закончить уборку за один день. За полем находилась вторая монастырская мельница, но и она, из-за той же опасности, была заброшена все лето, а нынче, именно тогда, когда в ней появилась нужда, выяснилось, что она повреждена и нуждается в починке.
- Ты можешь пойти со жнецами, - сказал Кадфаэль Годит, - у меня ладонь чешется - не знаю, к добру ли, нет ли - но только мне бы не хотелось, чтобы сегодня ты целый день просидела за этим забором.
- Пойти без тебя? - удивилась Годит.
- Мне надобно остаться здесь, смотреть в оба да держать ухо востро. Если возникнет хоть малейшая угроза, я примчусь к тебе со всех ног. Но с тобой ничего не случится, ты будешь в безопасности. Ни у кого попросту времени не будет к тебе присматриваться, пока пшеницу не уберут в овины. Но все-таки держись поближе к брату Афанасию: он слеп как крот и уже не отличит быка от коровы. Да смотри, серпом маши поосторожней, а то без ноги останешься!