Доктор подошел к Мале с иглой и кетгутом в руках. Видел он очень плохо, даже в кое-как зачиненных очках. Мафузу пришлось сильно наклониться, чтобы осмотреть рану.
– Не так все и страшно, – решил он, – ребра у него крепкие.
Маля указала на одну из ран:
– Эта очень сильно кровоточит.
– Гм, – доктор присмотрелся, – разорван нервно-сосудистый пучок. Нужно ее прижечь, а затем зашить раны.
– Ты хоть что-нибудь видишь, старик? – неожиданно спросил пациент.
Маля посмотрела на него, пытаясь вспомнить имя. Ошо. Сержант Ошо.
– Я вижу, – сказала она, – и шить буду я.
– Кровь и ржавь! Калека будет шить?
– За словами следи, – велела Маля, – а то зашью тебе задницу.
Доктор испуганно дернулся, но солдатик только усмехнулся.
– Смотри-ка, какой смелый ошметок.
– Просто у меня есть игла.
Маля выбрала место и левой рукой воткнула иглу. Рука доктора встретила ее на другой стороне и протянула кетгут сквозь плоть. Затем доктор передал иглу девушке. Вдвоем они составляли почти целого врача. Мафуз и Маля сделали еще один стежок.
– У нас нет никаких вакцин, – сказал доктор, – тебе придется держать рану в чистоте и сухости.
– Знаю, – отозвался Ошо, снова глядевший прямо перед собой.
Судя по состоянию его тела, вряд ли Ошо в самом деле это знал. На темной коже светлели десятки шрамов. Куска уха не хватало, а на шее красовался круглый сморщенный шрам, как будто от ожога или удара ножом – маленькое круглое отверстие, со временем затянувшееся.
Солдатик проследил взгляд Мали.
– Армия Бога, – объяснил он, – снайпер, – и открыл рот, демонстрируя выходное отверстие. Розовый язык был разорван.
– Прошло насквозь. Язык разорвало сбоку. Пуля вышла изо рта. А вот зубы целы, – солдат оскалился. – Все целы. Норны меня уберегли.
– И меня, – Маля подняла культю.
– Не сказал бы.
– У меня осталась левая.
– Ты левша?
– Теперь да.
Она не стала рассказывать ему, сколько времени ушло, чтобы научиться делать левой то, что она так легко делала правой. Иногда девочка переставала понимать, что делает, и чувствовала себя как будто в зеркале, пытаясь что-то сделать левой рукой.
– А у тебя неплохо получается, – признал он.
– Для того, что я делаю, – да.
– А мне больше и не надо.
Маля испуганно посмотрела на солдата. В его голосе прозвучало что-то, похожее на извинение… сожаление?
С ним можно иметь дело? В нем осталось нечто человеческое?
Доктор Мафуз постоянно нудел – любой человек добр по своей природе. Судя по опыту Мали, он слишком хорошо думал о людях, но сейчас, глядя на сержанта по имени Ошо, она думала – в душе этого сурового парня, покрытого шрамами, осталось что-то живое, что она могла бы использовать.