Прозвучала команда: «Приготовились… Свет! Камера! Мотор!» – и актёры принялись дубасить друг друга явно затупленными мечами, сделанными под римские гладиусы. Да уж, это вам не тот «Гладиатор», который был одним из моих любимых фильмов в будущем. Я невольно поморщился, что не ускользнуло от внимательного взгляда Уорнера.
– Вам что-то не нравится?
– Не хотелось бы выглядеть самым умным здесь, у вас наверняка имеются постановщики трюков, фехтования и так далее… Но сцена поединка выглядит слишком уж примитивной.
– Примитивной? А мне казалось, дерутся они очень даже профессионально.
– Вам просто не с чем сравнивать, – вырвалось у меня, но, к счастью, Уорнер на эту фразу не обратил внимания. – Очень уж медленно они работают, всё должно выглядеть динамичнее.
– А как вы видите эту сцену? Можете сделать лучше? – проявил деловой подход бизнесмен от кинематографа.
– Я? Хм, ну можно, в принципе, попробовать…
– Так вперёд! Эй, Джордж, – хлопнул он в ладоши, – можете остановить съёмку?
– Стоп! Джек, что случилось? – с недовольным видом повернулся к нам режиссёр.
– Вот этот человек, которого зовут Фил Бёрд и который придумал эту историю, заявляет, что ваш вариант поединка ни к чёрту не годится. Что он может сделать это лучше.
– То есть?!
– Фил, объясните мистеру Кьюкору, что вы имели в виду.
Я повторил то, что минутой ранее высказал Уорнеру. Режиссёр скептически хмыкнул:
– Ну тогда, может, покажете, как это должно выглядеть?
Я молча забрал у Гейбла и Рейгана мечи, к моему разочарованию, оказавшиеся деревянными, всего лишь выкрашенными серебрянкой, и один из них вручил постановщику фехтовальных сцен, с виду вылитому мексиканцу, которого, впрочем, мне и представили как Мигеля. Выглядел он оригинально: брюки на подтяжках, напущенные на ковбойские сапоги, без пиджака, в белой сорочке с закатанными рукавами и расстёгнутыми сверху пуговицами, что позволяло видеть крепкую волосатую грудь. Я тоже скинул пиджак, оставшись в сорочке.
– Мигель, ну-ка, ударь меня прямым сверху с такой силой, будто пытаешься раскроить меня от макушки до гениталий.
– Я ведь могу и череп проломить, хоть это и дерево, – приподнял бровь оппонент.
– Не бойся, у меня хорошая страховка, – отшутился я.
– Ну смотри…
Хекнув, он без особого замаха попытался опустить гладиус на мою бедную голову, но я сделал лёгкое движение влево, чуть разворачивая торс и пропуская деревянное лезвие вдоль тела, одновременно ткнув острием своего гладиуса в открывшийся на мгновение правый бок Мигеля. Тот поморщился, потирая ушибленное место.
– Предположим, Максимус слегка ранил цезаря, облачённого в парадные доспехи, – стал объяснять я. – Или вообще меч по ним скользнул, не причинив особого вреда. А мы помним, что по сценарию соперники ранят друг друга в руку: сначала император гладиатора, а затем Максимус Коммода. Хотя разного рода ран, не опасных для жизни, можно нанести множество, и боец будет медленно истекать кровью. Но у Максимуса, раненного отравленным кинжалом, времени в обрез, поэтому сцена не может тянуться слишком долго. Пять минут чистого боя, не более. Ну и пауза, когда теряющий силы Максимус видит загробный мир и своих жену и сына. Коммод в это время без меча, поэтому убить соперника не выходит… Ладно, давай дальше, Мигель. Теперь бей так, словно хочешь рассечь меня пополам на уровне груди или живота.