Если собираются трое, грешно упускать вечер. Выпили по первой, работяг потянуло спеть, но порыв души грубо оборвал кулаком кто-то с соседнего стола. Поскольку кулак и его обладатель габаритов были внушительных, троица сочла за лучшее еще раз выпить, а не ввязываться в драку. Поле второй Маришек захотел станцевать гутарную, но сопивники уговорили его обождать малёк и выпить по третьей.
После третьей Маришек благополучно забыл о танцах. Ему захотелось другого… дамского и непременно возвышенно-благородного. Поскольку принимали на грудь все трое одинаково, то и кондиция была у всех сходной. Стремление к прекрасному было одобрено и поддержано, а посему троица зигзагами направилась вон из кабачка на поиски главной из мужских слабостей.
Рыжеволосую фьеррину первым увидел Маришек. Понравилась ему чертовка. Высокая, с внушительными достоинствами. В лицо он не всматривался. Да и зачем? Наверняка красавица – с такими-то прелестями. Кабацкие товарищи оценили вкус Маришека, одобрительно заулюлюкав. Решив, что ни в кои веки не отпустит даму, столь быстро и безоговорочно взявшую его сердце в плен (жена, дети и теща были забыты, будто их и вовсе на свете не было), он решительно начал ухаживания. О том, что оные идут в разрез с общепринятыми, мужчина не задумывался.
Язык Маришека редко подводил даже во хмелю, а потому зычный крик получился на удивление ясным. Будто и не вусмерть пьяный кричит, а заядлый трезвенник, чтящий все хогановы заветы, в том числе и «не усердствуй в возлиянии».
* * *
Свист, улюлюканье, шум и крик: «Лови их!» – заставили и лицедейку, и Иласа внутренне вздрогнуть.
«Думай, Васса, думай! Навряд ли это по твою душу…» – лихорадочно размышляла девушка. Тем временем, распихивая толпу, в их направлении активно продвигались несколько человек в безлико-серой форме.
Мысли Иласа отличались нецензурным обилием и разнообразием, но сводились к одному: «Не попасться дознавателям!» В том, что это именно они, блондин был уверен. К тому же предполагаемого воришки, который несся бы в авангарде, и кому могли бы быть адресованы эти крики, не наблюдалось.
Блондин решил, что даже если эти крики не про них, лучше перестраховаться. Знамо: береженого Хоган бережет, а не береженого конвой стережет. Поэтому, схватив свою «компаньонку» под мышки (благо разница в росте это позволяла: горб согнул Вассу чуть ли не вдвое), толкнул в ближайшие обманчиво гостеприимные двери.
Накурено в зале было так, что запахи чеснока с селедкой казались изысканными ароматами. Впрочем, мужчин, здесь собравшихся, это ничуть не смущало. Толчея, крик, потные, разгоряченные хмельным и азартом болельщики, которым неведома усталость. Еще бы, гроши же на кону! Выиграешь – можно аж неделю не работать (о том, что в случае проигрыша нужно будет эту же неделю пахать за двоих, собравшиеся в основной своей массе не думали).