От побоев так жалобно не рыдают, — сообразил Петя, потому уточнил:
— Только били?
— Не только, — огрызнулся Тимоха. — Опустили, падлы!..
Петя Шкалик спрыгнул со стула, отбросил одеяло. Голый Тимоха запротестовал, но Шкалик строго прикрикнул на него:
— Да посмотрю только, не ерепенься, сам-то ты не сможешь… — раздвинул ягодицы Тимохи, отчего тот громко завыл. — Ни хера себе! Тебе в больницу надо. Жопу разорвали.
— Заживет, — проблеял Тимоха.
— Сколько их было?
— Трое. Гады!
— Не-а, не заживет, — «успокоил» Шкалик. — Ты ж посрать не сможешь, а того хуже — заражение получишь. В больнице зашьют…
— Да? Позориться? — взвизгнул Тимоха со слезой в голосе. — Жрать не буду, подожду, пока заживет.
— Ты ж вроде, как говорят в народе, любишь это дело… ну, с пацанами… — всего лишь намекнул, чтоб не обидеть прямым текстом, Шкалик.
— Когда я! — взвился Тимоха, но тут же застонал от боли, так как резко дернулся. — Но не когда меня! Разницу чувствуешь?
— За что тебя так? — Петя взобрался на стул, сложил на груди ручонки крест-накрест, выжидающе уставился на несчастного.
Раз опустили, значит, было за что. Тут отнекиваться, врать бессмысленно. А Тимоха нуждался в участии, жалея себя, хотел услышать слова жалости еще хоть от кого-нибудь, посему признался:
— Булькатый предложил дружить против Хачика. Я сдал его Хачику, думаю, Хачик сдал меня Булькатому. Больше не за что. Вот и все. Неблагодарная жирная свинья.
— Не любят они нас, — констатировал Шкалик. — С этими волками нельзя кентоваться. Им сколько ни делай добра, помнить не будут, а то и накажут, как тебя. Им только пасти надо рвать, рвать безжалостно.
— А… все из-за бабы! Попадись она мне!
— Не пори ерунды! — осадил его Шкалик. — Баба здесь ни при чем, она свою шкуру спасает, на то имеет право. Из-за бумаг Алекса все, это точнее. Так ведь? Ты хотел подлизаться к Хачику, а он тебя откинул носком ботинка, как кусок дерьма. А сами, я имею в виду Булькатого и Хачика, по моим наблюдениям, договорились меж собой на банкете. Меня не позвали в стаю. Нам с тобой тоже держаться надо вместе. И посмотрим, кто кого.
— Да что мы можем с ними сделать? — прохрипел Тимоха.
— Мы их тоже опустим, — криво улыбнулся Шкалик, наклонясь к Тимохе, который, услышав заветные слова, приподнялся на локтях. А Петя добавил, подмигнув: — По-своему. Ударили — ответь, так ведь?
Бег длился, казалось, вечность. Одежда высохла, разумеется, кроме куртки Каракуля. Лия уже не скулила, не ныла, плелась хвостом с полным безразличием за Каракулем, державшим ее крепко за руку. Иногда глаза у нее закрывались, а ноги бежали сами собой. Светало. Каракуль остановился, ориентируясь на местности, юноша повалился на землю.