Никки выглядела как идеальный чирлидер: хорошенькая и стройная; под больничной рубашкой отсутствие одной груди было совсем незаметно. Однако внимание к ней привлекала не столько внешность, сколько обезоруживающее обаяние. Она была одной из тех девушек, которые просто не могут не нравиться.
По дороге в операционную я спросил Никки про бойфренда, но она отказалась назвать его имя.
И тут я ступил на скользкий путь, о чем сожалею до сих пор. Я стараюсь быть с пациентами честным, но в этот раз нарушил свою заповедь, намекнув ей, что лекарство, которое собираюсь ввести, действует как сыворотка правды.
Никки ничего не ответила. Зато когда я собрался делать укол, она вдруг села на столе и объявила всем не только имя своего парня, но и номер его телефона. Я совершенно уверен, что имя она изменила, а номер просто выдумала. Открыв глаза после наркоза, Никки ничего не сказала – только улыбнулась.
И все равно меня всегда будет преследовать мысль о том, что моя попытка отвлечь внимание пациентки перед операцией только усугубила ситуацию, а не облегчила ее.
Мало какие операции внушают столько страха и тревоги, как операции на пенисе. Сэму должно было вот-вот исполниться одиннадцать, и ему необходимо было удалить фрагменты крайней плоти, оставшиеся после неудачного обрезания в роддоме. Странно, что родители тянули так долго, прежде чем решиться на процедуру. С учетом возраста мальчика ситуация казалась мне подозрительной. Чего они ждали? Вероятно, все дело было в их собственных страхах.
Я вошел в предоперационную, чтобы подготовить Сэма к наркозу. Мать сидела справа от него, в голове кровати. Не успел я и рта раскрыть – даже подойти к ребенку, – как у нее из глаз хлынули слезы и ручьями полились по щекам. На лице ее мужа, который стоял, прислонившись к стене, по другую сторону кровати, появилась гримаса, означавшая, видимо, «ну вот, началось!». Тут мать подняла голову и, глядя мне в глаза, объявила, что будет сопровождать сына до операционной и останется с ним, пока он не уснет.
– Хирург сказал, что не возражает, – закончила она.
– Нет.
Всего одно слово, но сказанное спокойно и непререкаемым тоном.
– Что-что?
– Нет, – повторил я.
– Но почему?
– Это очевидно.
– Очевидно?
– Вполне.
– Правда?
– Да.
Не хватало мне рыдающей мамаши в операционной! Да и ей ни к чему были дополнительный стресс и неконтролируемая тревога.
Она тут же притихла, обдумывая мои слова. Ей даже не пришло в голову спросить, что, собственно, было так очевидно. Она медленно повернулась к Сэму, потом простерла руку у него над грудью и пальцем ткнула в своего мужа, снова глядя мне прямо в глаза.