– Нет. Ой, мамочки, ну вот опять.
– Тогда что ты все причитаешь «ой, мамочки»?
– Не знаю. Ой, мамочки, ну вот опять! Ой, мамочки, ну вот опять!
Перед следующей операцией, в четырнадцать, Эми приняла две таблетки валиума. Но точно так же стонала:
– Ой, мамочки, ну вот опять! Ой, мамочки, ну вот опять!
– Слушай, Эми, тебе от этих «ой, мамочки» делается легче?
– Не знаю. Может быть. Наверное. Ой, мамочки, ну вот опять! Ой, мамочки, ну вот опять!
В последний раз, когда я давал Эми наркоз, ей исполнилось шестнадцать, и она ходила в старшую школу. Двойную дозу валиума она получила перед выездом из дома. Она выглядела взрослой девушкой, голос ее смягчился и не казался таким визгливым. Если не брать в расчет традиционные завывания по дороге в операционную, Эми казалась совершенно очаровательной.
Она поцеловала мать, мы выехали из бокса, и, как только миновали раздвижные двери в коридор, я спросил:
– Ну что, Эми, как школа? Наверняка ты отлично учишься.
– О да. Отлично. Ой, мамочки, ну вот опять! Ой, мамочки, ну вот опять!
Я остановил каталку посреди коридора, подошел сбоку, наклонился, опираясь на поручень, и спросил:
– А парень у тебя есть?
– Есть.
– И как его зовут?
– Джон.
– Эми, Джон когда-нибудь видел тебя такой?
На мгновение она притихла, а потом захихикала.
– Нет. Слава богу.
Эми смеялась до тех пор, пока не уснула под наркозом. Наконец-то я не слышал «ой, мамочки, ну вот опять!» Через столько лет я все-таки добился цели: она улыбнулась.
Мои забеги с каталкой по коридору не были достаточно быстрыми, чтобы Эми не разволновалась. Фармакология нас с ней тоже подвела. И тут на сцену вышло отвлечение внимания. Только после того как я заставил Эми взглянуть на свое поведение другими глазами, глазами ее парня, она оценила ситуацию объективно.
Я был горд тем, что помог ей преодолеть тревожность. Но мне так и не выпало шанса посмотреть, как Эми ходит. Такова уж специфика анестезиологии: я нахожусь рядом с пациентом в самый волнительный, сложный, критический момент, но когда он после поправки приходит на осмотр, мы уже не видимся.
У отвлечения внимания есть и плюсы, и минусы. Помню, я как-то сильно пожалел, что пытался хитростью заставить девочку-подростка назвать имя ее ухажера.
Синдром Поланда – еще один из редких – к счастью! – но неприятных дефектов, не влияющих на продолжительность жизни, но уродующих внешность. Названный по имени лондонского врача, впервые его описавшего, синдром заключается в отсутствии с одной стороны груди пекторалиса, большой грудной мышцы. У девушек не развивается также и молочная железа. Для тинейджера это однозначное показание к операции и вставлению импланта, чтобы груди были одинакового размера.