Пропустить данное заболевание для педиатра неудивительно: по статистике, это может быть единственный случай такого рода, с которым он столкнется. Но тогда Джилл начали бы лечить гораздо позднее. Получалось, что, просчитавшись, я спас ребенку жизнь. Для себя я не разрешил эту ситуацию до сих пор. Если вернуться к теме «опыт против банальной удачи», то можно ли сказать, что победителей не судят?
И еще: судьбоносную роль в этой истории сыграл обычный оксиметр, который помог обнаружить заболевание Джилл. В ходе операции цианоза у нее не наблюдалось; уровень кислорода в крови не опускался ниже того предела, когда кожа из розовой становится синюшной. На вид цвет кожи ребенка не изменился. Зато изменился сигнал датчика, встревоживший меня и заставивший докопаться до истины.
По здравом размышлении я понял, что говорить о спасении жизни здесь нельзя. Нет, я не спас ей жизнь. Но я поторопил лечение.
Главным моим учителем я считаю Фрэнка Селени, главу отделения анестезиологии, который когда-то принял меня в интернатуру, занимался со мной и потом взял к себе на работу. Однажды, в самом начале, он отвел меня в сторону и сказал, что потребуется несколько десятков тысяч операций, прежде чем я осознаю пределы своих возможностей. Перефразируя Дональда Рэмсфилда: «Есть известные известные, вещи – про которые мы знаем, что знаем их, и известные неизвестные – вещи, про которые мы знаем, что не знаем. Но еще есть неизвестные неизвестные». Фрэнк научил меня помнить и предвосхищать неизвестные неизвестные.
Следующий шаг к профессионализму – понимание того, что не следует ругать себя за ошибки, а надо использовать их как стимул к развитию. Это озарение постигло меня уже на пике карьеры. Благодаря ему я начал искать новые возможности для самосовершенствования. Признание собственных ошибок – не всегда признак некомпетентности, которая в нашем деле недопустима (и наказания за нее о-го-го!). Как выразился Нильс Бор, физик, лауреат Нобелевской премии, «ученый – это человек, который совершил все возможные ошибки в некоторой узкой сфере». Думаю, я их как раз совершил – все и еще немного.
Есть ошибка, совершенная еще в начале профессионального пути, о которой я никак не могу забыть, – и не потому, что пострадал кто-то из пациентов, а потому, что пострадало мое собственное эго. Я работал со Знайкой, великолепным профессионалом и скрупулезным педантом. Хирург тоже был выдающийся, еще один мой наставник – Кейси Ферлит. В конце операции, ровно в тот момент, когда я отключал аппарат искусственной вентиляции легких, пациент внезапно сделал очень глубокий вдох. Все случилось за долю секунды: он как будто пытался вдохнуть с пластиковым мешком на голове, плотно завязанным вокруг шеи. Грудь его запала; все силы ушли на этот вдох. В грудной клетке образовалось отрицательное давление, пострадали легкие, и начался легочный отек. Пациент очнулся от наркоза, я, ничего не подозревая, вытащил эндотрахеальную трубку, и тут розовая пена пошла у него изо рта.