В парилке было жарко, и мы с Петькой вышли в предбанник. Сели, стали говорить. Потом я спохватился: Германа-то мы забыли.
— Ничего, — равнодушно сказал Петр. — Здоровый черт, сам выйдет.
Меня это равнодушие поразило. Но оказывается, за этим равнодушием скрывалась настоящая, требовательная любовь; пусть сам привыкает.
Все же, когда я встал и пошел в мыльную, Петька тоже встал. Вдруг я вижу: в тумане к нам навстречу бредет Герман. На тазиках. Широкое лицо его сияет. Он доволен и тем, что попарился, и тем, что передвигается сам. Я бросился ему на помощь. Петька не пошевелился.
— Брось, — сказал он. — Пусть сам.
Когда разместились на лавках, я с восхищением сказал:
— Ты, Герман, просто герой. Настоящий герой! Тебя надо на руках носить.
— Брось! — монотонно сказал Петька. — Его бить надо. Черт поганый, ничего не делает. Где диссертация? Вот погоди, на партбюро будешь отчитываться, мы намнем тебе бока.
Мне показались слова Петра обидными, черствыми. Я вступился за Германа.
— Нечего, нечего его расхваливать. Не заслуживает.
А как реагировал на замечания Петьки Герман? Он не возражал. Он давно уже привык относиться к этому худенькому пареньку — моложе его на 8 лет — с уважением и любовью. Да и как можно было иначе. С Петькой они дружат больше 10 лет. Вот уже 10 лет Петька таскает его в баню. Петька получил кандидатскую степень. А что же? Сейчас он отдает Герману все излишки денег, вернее, не излишки, а делится всем, что у него есть.
На днях захожу в партбюро. Петька уезжает в Москву в командировку. И надо было видеть, с какой трогательностью Герман заботится о нем.
— Вот тебе билет, — подал он железнодорожный билет Петьке. (Это Мариша купила по его просьбе.) — Вот тебе сумка и харчи. Деньги ты получил?
— Триста рублей.
— А ведь тебе не хватит.
— Хватит, — сказал Петька. — А ты мою зарплату получи, да рассчитайся со своими долгами. Сколько тебе говорить об этом?
— Ладно, рассчитаюсь, — виновато сказал Герман.
— Не ладно, а чтобы у меня было в точности! — строго сказал Петька. Да, Петька чудесный парень! Без рисовки, без позы!
Выйдя из бани, мы сидели перед шкафами, вытирались, пили пиво, блаженствовали. Я давно не испытывал такого удовольствия.
Отдыхало тело, отдыхала душа. Было приятно сидеть с добрыми, хорошими товарищами, которые любят тебя и которых ты сам любишь.
Герман улыбался блаженной улыбкой ребенка. Хорошо! Хорошо!
— А знаешь, Федор, ведь здесь нас застало наводнение. До колена воды. Выбрались мы на улицу. Я бреду по колено. Мне что — у меня деревянные ноги. А Петьке-то каково до колена. Бабы кричат: стенки, стенки держитесь — в люки сорветесь. А я и не знал, что есть люки. А помнишь, Петро, у меня протез лопнул — и ты тащил меня целый квартал.