— Ну, Люси, — как-то противно засмеялся он. — Ты вылитая мать.
Подавленная, я развернулась и ушла. «Я — вылитая мать?» — стучало у меня в голове. В магазине я купила отцу бутылку дорогого виски, а не то дешевое пойло из Восточной Европы, которое он обычно пил. Но этого было недостаточно, чтобы почувствовать себя лучше, мне нужно было потратить на папу больше денег, поэтому я купила еще две пачки сигарет, четыре шоколадки и два пакета чипсов.
Когда сумма моих покупок перевалила за двадцать фунтов, я задышала спокойнее, осознавая, что эта экстравагантная расточительность убила во мне всякое сходство с матерью.
После этого я смогла обдумать то, что сказал мне доктор Торнтон. Я не хотела верить ему, но ничего не могла поделать. Его слова многое объясняли. Я попробовала посмотреть на папу в старом свете, а потом — в свете того, что он страдал алкоголизмом. Вторая картина была логичнее. Она была абсолютно логичной.
Откровения доктора Торнтона толкнули первую костяшку домино, что повлекло за собой цепную реакцию: остальные костяшки стали падать одна за другой, все быстрее и быстрее.
Как красное вино, пролитое на белую скатерть, новое знание стремительно окрашивало в другой цвет всю мою жизнь, все мои воспоминания, начиная с раннего детства.
Новое знание окрашивало все в очень темный, мрачный цвет.
Оказывается, двадцать шесть лет я видела свою жизнь, отца, семью перевернутыми с ног на голову, и неожиданно мне открылось все как есть. Сразу примириться с новым видением я не могла.
Хуже всего было то, что по-новому я увидела папу. Теперь это был совершенно незнакомый мне человек. Как же я не хотела, чтобы это случилось! Не хотела, чтобы папа, которого я любила, исчезал прямо у меня на глазах. Я хотела и дальше любить его. У меня ведь больше никого не было.
Чтобы защитить себя, чтобы меня не поглотила эта огромная потеря, я делила мою жизнь на маленькие кусочки и переосмысливала ее постепенно. Я разглядывала своего нового отца исподтишка, украдкой, не задерживая на нем мысленный взор слишком надолго. Но совсем не видеть его было уже невозможно. Он не был забавным, милым, добрым человеком. Он был пьяницей — глупым, бестолковым и эгоистичным.
Я не хотела так думать о своем папе, это было нестерпимо. Он был единственным человеком, которого я по-настоящему любила. И вдруг я узнала, что его даже не существует!
Неудивительно, что в детстве он казался мне веселым, — легко быть веселым, когда ты пьян. Неудивительно, что он так много пел. Неудивительно, что он так часто плакал…
Я не сошла от горя с ума только благодаря одной маленькой надежде: может, я смогу изменить его.