поцеловал меня, и краска стыда заливала меня с головы до пят.
Короче, мы с Дэниелом вернулись к нашему старому стилю общения. Мы снова чувствовали себя легко и свободно в компании друг с другом и могли посмеяться над тем коротким романтическим приключением. Примерно так: когда он спрашивал меня, не подлить ли мне еще пива или вина, я в ответ деланно смеялась и говорила: «Нет-нет, мы же не хотим, чтобы повторился тот конфуз, когда я пыталась соблазнить тебя!» Я смеялась громко и долго в надежде избавиться от остатков смущения. Дэниел в таких случаях не смеялся. Но ему ведь нечего было стыдиться, в отличие от меня.
Январь сменился февралем. Стали проклевываться крокусы и подснежники. Люди постепенно сбрасывали коконы зимней депрессии. Этот процесс активизировался в дни зарплаты, когда впервые после рождественской финансовой катастрофы в кармане появлялись деньги. Мередия, Джед и Меган потеряли интерес к моей личной жизни, потому что теперь у них были средства, чтобы пойти в паб, напиться и завести собственную личную жизнь.
Раз в неделю я ездила навестить папу — по воскресеньям, потому что было бы жаль тратить впустую мои суицидальные настроения, усиливающиеся именно в этот день недели. Но как ни велика была моя ненависть к самой себе, мой папа ненавидел меня еще яростнее. Я, само собой, приветствовала его яд и сарказм, потому что считала, что заслужила это своим поступком.
Февраль постепенно превратился в март, а я, единственная из всех живых существ, все не могла пробудиться от зимней спячки. Я видела, что за отцом хорошо следили, но стыд, как липкая грязь, покрывал меня с ног до головы. И только одному человеку я по-прежнему могла изливать душу — Дэниелу. Ведь хорошо известно, что каждый конкретный человек может выслушивать твои жалобы на судьбу, бойфренда, отца или тесную обувь только в течение определенного периода времени. Дэниел мог выслушивать мои жалобы дольше всех. На работе на мои душевные страдания уже никто не обращал внимания. По понедельникам на вопрос «Ну, как прошли выходные?» я обычно отвечала: «Отвратительно» — и не получала ни капли сочувствия, ни даже проявления простого человеческого участия.
Думаю, что без Дэниела я бы сошла с ума. Он стал моим личным психотерапевтом, только что не брал с меня по сорок фунтов за час, не носил бежевых вельветовых брюк и не надевал носки с сандалиями.
Я не всегда была мрачной и несчастной, когда мы встречались, но в большинстве случаев все же в моей компании было мало приятного. Тем не менее он вел себя превосходно. Раз за разом он терпеливо выносил мое плохое настроение и выслушивал одни и те же жалобы и рассуждения.