— Неужели? — побледнела я при мысли о сумме, причитающейся с меня.
— Все точно, — озабоченно подтвердил Эдриан. — Хотя на тебя это не похоже.
Он был прав. Я всегда старалась поступать по правилам — из страха, что меня будут ругать или что мое поведение может кого-то рассердить.
— Боже мой, — волновалась я, — а что за фильм?
— «Звуки музыки»[14].
— Ох, должно быть, это была Шарлотта. Наверное, она брала мою карточку.
Сердце у меня упало. Это значило, что мне придется отчитывать Шарлотту за обман и вытаскивать из нее деньги. Я бы предпочла вытаскивать зубы.
— Зачем она брала «Звуки музыки»?
— Это ее любимый фильм.
— Да? Она что, совсем тупая?
— Нет, — оправдывала я Шарлотту, — просто она еще очень молода. — И она не совсем тупая, подумала я, но говорить этого Эдриану не стала.
— Если ей уже больше восьми, то она не подпадает под категорию «слишком молода», — фыркнул он. — Сколько ей лет?
— Двадцать три, — пробормотала я.
— Уже достаточно взрослая, чтобы соображать, что нужно смотреть, а что нет. Спорю на что угодно: у нее розовое постельное белье и пушистые тапочки, — добавил он, скривив презрительно губы. — И она любит детишек и зверушек, а по воскресеньям специально встает рано, чтобы посмотреть мультики.
Хорошо, что он не знал, как близки к истине были его догадки.
— Я могу много что сказать о человеке по тому, какие фильмы он берет, — объяснил он. — И вообще, зачем она вдруг взяла твою карточку?
— Потому что ее карточку ты аннулировал. Помнишь?
— Это не та блондинка, что увезла мою кассету в Испанию? — спросил Эдриан тревожно. Он пришел в ужас от понимания того, что дал в прокат один из своих драгоценных фильмов той самой безмозглой девушке, которая возила с собой его кассету по всей Европе, а по возвращении отказалась оплатить штраф. И еще от того, что санкции, наложенные им на Шарлотту, были успешно обойдены.
— Та самая.
— Не понимаю, как я не узнал ее, — клял себя Эдриан.
— Не волнуйся, — утешала его я, мечтая, чтобы он наконец позволил мне пойти домой. — Я верну тебе кассету. И заплачу штраф.
Я готова была заплатить сколько угодно и за что угодно, лишь бы уйти.
— Не надо, — сказал он так, как обращаются к полицейским матери похищенных детей в телевизионных новостях. — Просто верни кассету. Просто верни ее, — повторил он. — Это все, о чем я прошу.
В конце концов я ушла. Сил у меня не оставалось. Меня грело только решение ни с кем не говорить до самого утра. Да я и не могла бы сказать ни слова.