– Реми? – Я вышел из ванной, встал над его койкой. – Реми, вставай.
– Что такое? – спросил он, обернувшись и словно бы сонно глядя на меня. Лоб его блестел от пота. – Какое-то приключение приключилось?
– Это я у тебя хотел узнать. Там кровь в ванной.
– А, это? – Он растерянно смотрел на меня, левую руку держал под одеялом, и я увидел, как там тоже проступило небольшое кровавое пятно. – Это ничего, это не повод для катастроф. Я просто отрезал чуть-чуть руки лезвием острия ножа.
– Ты – что?
Я отдернул одеяло и схватил его за руку. Он застонал. Кисть была неловко замотана бинтами, бинты насквозь пропитаны кровью. К счастью, все пальцы были на месте, ничего не отрезано, он просто перепутал слово.
– Реми, твою мать, ты совсем, что ли?
– Моя мама не имеет к этому никакого отношения.
Я вызвал такси и отвез его в больницу. Кровь не останавливалась, и, едва оказавшись в фойе клиники, он забрызгал весь кафель, отчего пол стал похож на картину Джексона Поллока.
Его зашили и перебинтовали, все вроде бы закончилось хорошо, но перед тем, как выписать его, хирург – молодая, красивая женщина по имени Альбина – отвела меня в сторону и тихо заговорила:
– Вы родственник?
– Сосед по комнате. В смысле друг. С ним все будет хорошо?
– С ним – да. Я только хотела узнать, что случилось.
Я пожал плечами:
– Он сказал, что порезался, когда готовил борщ. Он любит борщ.
Хирург Альбина поморщилась и посмотрела в окошко на двери, ведущей в операционную – там на каталке сидел Реми.
– Это вранье, – сказала она. – Он не мог нанести себе такой порез случайно. Кроме того, рядом с порезом – ожог от сигареты. Ваш друг раньше пытался сделать себе больно?
– Он… что? Не-е-ет. Я не знаю. – Я тоже посмотрел на него сквозь окошко. – Вы думаете, это он сам себя?
– Не знаю. Он не хочет говорить. Но я бы посоветовала показать его психологу. Нужен кто-то из родственников.
– Боюсь, все его родственники в Канаде. Он приехал по обмену.
Она тяжело вздохнула, зажмурилась – мешки под глазами, растрепанные волосы. Она давно на ногах, тяжелая смена, понял я. Даже подумал угостить ее кофе, но одернул себя – не время для флирта. Она вложила мне в ладонь блистер с таблетками и свою визитку.
– Это обезболивающее. Первую таблетку можно будет принять только через четыре часа. Здесь мой телефон, если что – звоните.
Когда Реми выписали, уже светало. Мы вернулись домой на троллейбусе, и всю поездку он сидел, отвернувшись к окну, бледный, замученный. После операции он плохо соображал и с трудом ориентировался в пространстве, я за руку, как слепого, довел его до общаги, до комнаты, до кровати. Он опустился на нее, пару минут сидел неподвижно и потом вдруг разрыдался.