[Вопрос]
В смысле кому? Этой бляди. Ты меня ваще слушаешь?! Лан-лан, прости, братан, ты тут ни при чем. Тяжелые, с-сук, воспоминания. Я даже набил татуху – что-то вроде оберега [показывает на левый висок – зачеркнутая химическая формула]. Знаешь, что это? Формула морфина. Мой личный религиозный символ. Тотем и табу. Специально набил поближе к височной доле мозга. Каждое утро смотрю в зеркало и вижу его. Мое напоминание о том, что, с-сук, боль – это всего лишь химическая реакция. Боль – это шлюз в стволе мозга, набор синапсов.
Серьезно, братан.
[Вопрос]
А да, да, прости, братан. Графт. Ты ведь про нее книгу пишешь, да?
Если кратко: ебнутая была наглухо. Так и запиши там у себя [смеется; смех у него тяжелый, низкочастотный, словно гул сабвуфера при максимальной громкости]. Не, братан, я шуткую, канеш. Но. Она ебнутая была. И в хорошем и в плохом смысле. В хорошем – потому что, с-сук, была гениальна, из тех людей, кого боженька в темя поцеловал. И я не только о ее работах говорю, но и ваще, знаешь, о масштабе фигуры. Эта аура. Радиация личности. Она излучала силу, тестостерона в ней было больше, чем в тебе. Без обид, братан. Знаешь, такое, что, кажется, сейчас она посмотрит на бутылку – и бутылка лопнет к хуям. Типа вот как телекинез, только на более больном символическом уровне. Она меня пугала. Я не прикалываюсь, братан; в смысле ничего угрожающего в ее поведении не было. Это что-то нутряное, архетипы, вот это все. Типа вот как у тигров; тигр может просто лежать и вылизывать себе лапы, и вроде он весь из себя такой спокойный и умиротворенный, но мы-то с тобой знаем, братан, что тигры, с-сук, опасные, блядь, существа. Вот и с Сашей было так же. Она пришла ко мне однажды, свести татуху. И я сразу все про нее понял – по запаху. Она вошла и как бы заполнила собой все пространство, с-сук. Не в том смысле, что от нее воняло, а, знаешь, типа на больном символическом уровне. Потом пришла еще одну тату свести. У нее был этот бзик – в молодости наделала стремных татух и потом всю жизнь ходила и сводила их, как будто хотела переиграть все, перезагрузить свою кожу. У нее процентов двадцать кожи было забито белым пигментом – сплошные сведенные татухи, выглядело как стремная экзема. Короче, стремно было, да.
[Вопрос]
А Марина, да, Марина появилась где-то за год до. До того, как начался весь этот ебаный пиздец. Как-то сама собой появилась. Хрупкая такая, знаешь, тонкие запястья, схвати – и сломаешь. Марина хвостом за ней ходила. В смысле за Сашей. Вот прям как утенок за мамой. Они ж еще похожи были внешне, как сестры, и все шутковали, что, мол, эта их любовь – это такая, знаешь, изощренная форма нарциссизма. Странная пара. Саша, она, мож, и была такая худощавая и чахлая, но на деле – ходячий гром, мощь такая, что трансформаторные будки сгорают, если она мимо проходит. И вдруг с ней – Марина, этот запуганный подросток. В смысле ей лет двадцать было или больше даже, но выглядела, как школьница. Глаза огромные, смотрит на тебя так, что, с-сук, вся скорбь мира через тебя проходит. Как олененок Бэмби через секунду после того, как его маму грохнули. Ну, в этом, в мультике этом, помнишь?