Пристраивалась на пеньке, всем своим телом впитывая нежное еще тепло солнца и тишину. Здесь, под открытым небом, было столько света, что уставали глаза. Казалось, свет излучает весь купол неба, каждая хвоинка, янтарная, глянцевитая кожица сосновых стволов. Подбирала поблизости старый сучок и принималась разгребать им хвою, чтобы дать отдохнуть глазам. Земля под хвоей была уже живая, влажная, не черная, а почему-то фиолетовая.
Все кончилось, все позади, и хуже того, что есть, уже не будет. Дадут ей здесь специальность, можно будет и не возвращаться домой. Снять угол у какой-нибудь старухи. В общежитии слишком шумно и многолюдно, каждый будет лезть в душу. А потом… в это «потом» и заглядывать пока нечего, дожить надо сперва до него…
Неожиданно приехала мать. Не прошло еще и месяца, а она уже приехала. Прошли с ней в холл, сели там в уютных низких креслах за решетчатой стенкой, сплошь увешанной но обе стороны вьющимися растениями. Мать заметила:
— Красиво как! А кто ухаживает за цветами? Правильно делают, что приучают вас.
Сразу бросилось в глаза, что мать изменилась внешне. Этого черного сарафана у нее раньше не было. И завивку мать срезала.
Она смутилась под взглядом дочери.
— Сарафан-то мне из пальто сделали. Помнишь, валялось? Совсем как новый, верно? И волосы так лучше, правда? Думаю, к тебе же ехать, а тут как раз письмо. От директора, да. «Приболела, — написал, — попроведайте». Не велел он только говорить тебе. О письме.
Мать не заметила, как Ритка сжалась вся, даже ноги подобрала и обхватила их руками. Кто его просил, директора?
— Ты уж не выдавай меня, — продолжала мать. — А то в следующий раз и не напишет. — Она помолчала, огляделась, вздохнула:
— А знаешь, я успокоилась. Когда побывала здесь у вас. Я ведь как представляла?
Про Богуславскую ей, видимо, директор ничего не сообщил. Пожалел? Кого? Мать? Ее, Ритку?.. Не сообщил, значит, матери и не надо знать.
А она все осматривалась.
— Ишь, что напридумывали! Стены-то как разрисовали! Тоже сами, что ли?
Стены в холле расписывали художники. А темы им, говорят, Серафима и директор подсказали. На одной стене бригантина под алыми парусами и светловолосая девушка на камне на берегу. На другой — осенний лес, синие сопки вдали, облака, а на переднем плане горная порожистая речка, пенится на камнях. Кажется, слышишь даже, как она грохочет. Будто и не стена это вовсе, а настоящий таежный простор перед тобой распахнулся. Девчонки любят холл. Его совсем недавно закончили. А у третьей стены Серафима мечтает устроить камин. «Громадный такой камин, — говорит, — натаскаем в него поленьев, будем смотреть на огонь и мечтать». А пока стену просто побелили.