— А что?
— Просто так спрашиваю.
— Ну, жег.
— Песни пели?
— Пели.
— Тихо?
— Еле слышно.
— Правда, ведь здорово?
— Ну еще бы.
— Вот давай и мы споем, как у ночного костра. Так, чтобы не забывалось потом. — Он отвернулся от Сергея. — Где-то мы будем с тобой, старина, в такое же время будущего года? — и, помолчав, задумчиво добавил: — Летать… Падать… Поправляться и снова летать…
Сергей ответил не сразу. Его удивила и обрадовала такая поразительная схожесть их настроений в этот грозовой вечер. «И снится ей, что будущей весною опять случайно встретились они», — теперь понятно, почему вспомнилась мне забытая песня…» — Он подошел к другу и тронул его плечо.
— Борька, скажи, у тебя опять что-нибудь произошло с Верой, а?
— Не в этом дело. — Борис движением плеча оттолкнул его руку.
— В чем же тогда?
— В том, что все мы такие вот, как ты да я, дурные, — последнее слово он произнес как «дурныя». — Понимаешь, есть люди, которым больно смотреть в глаза: веки у тебя слипаются, будто смотришь на снег, ослепительно сияющий в морозный солнечный день. Ну, а если слипаются веки, значит ты ничего перед собой не видишь… Вот и все.
— Ясно. Не нужно дальше. Я сам однажды в такой день, бегая на лыжах, чуть голову не сломал, свалившись в глубокий ров. Но мне помнится, ты как-то говорил, что уже относишься к этому философски.
— Казаться улыбчивым и простым — самое высшее в мире искусство! — почти прокричал Борис сквозь протяжный и раскатистый грохот грома. — Однако мне кажется, что небо должно вот-вот успокоиться.
— С чего ты взял?
— Прадед цыганом был.
Дождь и в самом деле скоро перестал. Только молнии, то удаляясь, то приближаясь, еще долго полосовали небо. Порой они вспыхивали так ярко, что можно было рассмотреть всю мебель в рабочем кабинете живущего по соседству известного писателя. Раньше этому мешала густая пелена ливня. Звонко капало с крыши. Оборванный провод тихо поскребывал по водосточной трубе. Друзья попробовали было петь, но самой нужной для этого песни у них не нашлось, и они распрощались…
Утром Сергей разорвал конверт. Письмо было от дяди Гриши.
«Здравствуй, Сережа!
Получил твою книжку и письмо. Спасибо тебе, дружище, неимоверное за все. Можешь задрать нос: я, понятное дело, не большой знаток в стихах, не все до меня доходит и в твоей книжке. Я с ней не разлучаюсь ни днем ни ночью (благо она спокойно вмещается в кармане), читаю каждому встречному и — по секрету — похвастываю, конечно, тем, что сам автор надпись дарственную сделал мне. Да и не чей-нибудь автор, а, ни дна ни покрышки, нашенский. Честно признаться, мне даже завидно стало, и я было снова попробовал старинное свое дело: из-под сиденья своей бедарки нет-нет да и вытащу альбомчик, заберусь в степную балочку — и за карандаш. Как будто бы и неплохо, но рука уже не та, и получается что-то вроде кипелой воды вместе кипяченой. Правда, я никогда себя не утешал большими надеждами на живопись.