* * *
В конце апреля состоялась защита диплома Виктором Вершильским. Незадолго до защиты Сергей зашел в библиотеку и попросил папку с дипломными стихами поэта. На первой же странице он встретился с хорошо знакомым ему, нисколько не исправленным стихотворением об инвалиде и бане. Мгновенно вспомнилось все забытое, и вновь пробудившийся протест начал перерастать в безудержную ярость и возмущение. К тому же в папке оказалось немало и других стихотворений под стать первому, вступительному. Об этом надо сказать, непременно надо сказать, и не в коридоре или в общежитии, а с трибуны во время защиты. Но как сказать? Будь на месте Вершильского Железин или Куталова, тогда было бы совсем иное дело. Где-где, а в отношениях со студентами-иностранцами наши ребята всегда были беспредельно тактичны и уважительны. И никогда в этом не было ничего условного, наигранного. Все шло очень просто, по-приятельски. Но и не забывались. Это хорошо понимали гости и платили хозяевам тем же… Ну, а если вдруг случится так, что Виктор уедет к себе на родину с молчаливо благословенными ошибками? Нет, молчать здесь нельзя. Это будет по меньшей мере неискренне перед народом, который послал к нам Виктора.
Сергей признался в своих колебаниях Борису. Тот выслушал его, тоже задумался. Потом ответил, требовательно глядя ему в глаза:
— Не выступишь ты — я выступлю, — и многозначительно добавил: — Но лучше ты это сделаешь… Теперь, когда у тебя все перебродило.
В шесть часов вечера началась защита. Зал был набит до отказа. Люди толпились в дверях. Среди собравшихся было много земляков Вершильского, студентов из других вузов.
В списке дипломантов фамилия Вершильского стояла первой. Его вызвали, он поднялся и медленно, ломаной ревматической походкой направился к кафедре. Говорил коротко, тщательно подбирая слова, то обращаясь к залу, то отворачиваясь от него в сторону членов госкомиссии. Стихи читал из тех, что перевел Железин, одно — в подстрочнике, а недавно написанные и потому не включенные в дипломную работу — на своем языке. Под конец вторично поблагодарил за все заботы о нем во время учебы и прошел в зал, отыскивая глазами Куталову.
Выступавшие затем руководитель семинара и два оппонента долго расхваливали дипломанта, осторожно и бегло останавливаясь на недостатках его стихов. Слушая их, Сергей снова засомневался в целесообразности своего выступления. Он вопрошающе посмотрел на Бориса, но тот, исподлобья поглядывая на последнего оппонента, закусив нижнюю губу, что-то торопливо записывал в своем блокноте. Однако Сергею не удалось выступить. Все случилось очень неожиданно: оппонента на кафедре сменил приземистый, с вечно сияющими, умными голубыми глазами, с непокорно взвихренной белой шевелюрой студент второго курса Ежи Хвылицкий. Весельчак и балагур, он и сейчас, казалось, собирался не выступать с серьезной и продуманной речью, а рассказать какую-то забавную историю или анекдот.