— Так вот, — продолжал Железин, нервно переждав аплодисменты. — Я считаю, поэт должен прежде всего обращаться к первоисточнику чувств человеческих, а не к отправлениям этих чувств. А преследуя такую цель, он может иногда по своему усмотрению пренебречь обстоятельствами. Не хочу быть голословным. Ну, взять хотя бы то же склоняемое здесь стихотворение Вити «Разговор с пленным». В войну подобные вещи нельзя было бы написать. Тогда они ничего не принесли бы нам, кроме вреда. А сейчас они имеют право на существование, потому что мы теперь можем полнее изображать чисто человеческие отношения в годы войны. Я, например, знаю женщину, которая изменяла мужу-фронтовику с другим фронтовиком, прибывшим домой в отпуск после ранения. А потом по окончании войны пришел муж и все простил: с ним тоже случалось такое же, как с тем отпускником. Он, видимо, понял, что она прежде всего человек, а потом уже жена. Я спрашиваю: может случай с этой солдаткой стать литературным фактом? По-моему, может. А раньше не мог по тем же причинам, что и стихотворение Виктора.
— Правильно, Сеня! — горячо взвизгнула Куталова, сидящая рядом с Вершильским.
— А по-моему, это издевательство над святыми вещами! — не выдержал Сергей. — Так же, как в том стишке об инвалиде. Очень уж смакуется там укороченное тело. Одно дело, когда пишется с болью, с душой, но смакование…
— Я тоже говорю: неправильно! — снова вскочил Ежи. — Прошлым летом я побывал в своем повяте и видел там людей, которые, ого, как еще косятся на наши кооперативы. Хочешь не хочешь — не забудешь, что ты до сих пор солдат.
Председатель комиссии, видимо опасаясь, что споры могут принять очень острый характер, поторопился прекратить обсуждение работы Вершильского и перейти к следующей.
Сергей не стал дожидаться конца защиты и объявления оценок и вышел в коридор. Там он чуть не столкнулся с раскуривающей папиросу Куталовой. Он хотел было пройти мимо нее, но она, насмешливо прищурясь, точно так же, как на деснянском льду, когда он собирался помочь ей подняться, снизу вверх заглянула ему в глаза и угрожающе процедила:
— А я не знала, что ты такой…
— Зато я давно знаю, какая ты, — ровным, спокойным голосом сказал он и направился к выходу.
«Сережа, я почему-то вижу выражение твоего лица в ту минуту, когда ты получишь это письмо и вскроешь конверт. У меня, конечно, нет силы воли, Я слабая. Потому что на такие письма, как твое, не полагается отвечать. А я… Как бы плохо ты обо мне ни подумал, сама я все-таки худшего мнения о себе. Но как бы там ни было, наши с тобой взаимные театральные поклоны при расставаниях не годятся. Правда, они неизбежны. Ну хотя, бы потому, что мы с тобой избегаем серьезных и откровенных разговоров и больше всего думаем о том, чтобы перед свиданием придать себе, как только это возможно, праздничный вид. Для меня такое, конечно, гораздо труднее, на мне лежит много всяческих обязательств и разных неизбежных «надо»… Словом, нам надо встретиться…