— Почему мы опоздали с нашей первой встречей на целых три года?.. Ну что ты смотришь? Где ты был четыре года назад?
— Меня, наверно, не было тогда.
— И я была не я. А может, тогда мы и не поняли бы друг друга. Как ты думаешь?
— И, возможно, к лучшему.
— Поцелуй меня, милый, и мы поедем к Анатолию Святославовичу.
Сергей отрицательно покачал головой, притянул ее к себе.
— Нет, не поедем, Наташа. Мне всегда тяжело у него. И ты сама знаешь почему. Пойдем лучше куда глаза глядят. Ты сегодня очень хорошая, Наташа. Как никогда. И красивая. — Он поцеловал ее и вдруг спросил: — А знаешь, почему красивая?
— Скажи, Сережа.
Он улыбнулся и интригующе помолчал. Она нетерпеливо вцепилась пальцами в полу его пиджака и начала дергать, как будто пробуждая его ото сна.
— Потому что, — не спеша, таинственно заговорил Сергей, — обласканная, ты всегда хорошеешь.
В ответ она доверчиво, по-домашнему прижалась к нему, чуть склонив голову набок и снизу вверх заглядывая ему в лицо. Глаза ее засветились беспредельной женственной лаской, от которой Сергей смешался, не найдя чем отблагодарить за это счастье. Он встал, мягко и бережно приподнял ее, убаюкивающе покачивая на руках, начал ходить по комнате. Она тихо всхлипнула и сквозь слезы попросила усадить ее на прежнее место. Сергей повиновался и, усадив, принялся успокаивать.
— Наташа, не надо. Я люблю тебя. Сегодня, как никогда раньше. Ну, перестань, маленькая. Пойдем лучше гулять. Всю ночь. Поедем за город. С какого вокзала захочешь, с того и поедем. В лесу уже весна. Будем жечь костры.
— Говори, Сережа. Говори… Долго… Без конца. Всю жизнь…
— Ты будешь подкладывать в костер валежник и снова будешь плакать, но уже от дыма, которым пропахнут твои волосы, твое платье, твои светлые руки. А я там же напишу обо всем этом стихи. Для одной тебя. И мы объявим наступивший после ночи день нашим с тобой праздником. И будем каждый год отмечать его, что бы с нами ни произошло в будущем и где бы мы ни оказались. Хорошо?
— Хорошо, Сережа.
Они поехали в Абрамцево. Вернулись оттуда первой утренней электричкой усталые, охрипшие, голодные и счастливые. Сергей проводил ее домой и отправился к себе в Переделкино. Этот день был свободный от занятий, и Сергей проспал почти до вечера. Так же спала Наташа.
Они улыбались во сне, не зная, что прошедшая ночь была чуть ли не лебединой песней их любви: всего лишь сутки отделяло их от двух писем, полученных одновременно и написанных одной и той же рукой — рукой ее матери, Екатерины Васильевны Малаховой.
К нему письмо было длиннее, сдержанней и вместе с тем нежнее, чем к дочери. Но и в первом и во втором сквозь все объяснения проступала искренняя тревожная мольба: сдержать себя, не заходить далеко в своих чувствах, разойтись хорошими друзьями.