Согласно второй точке зрения, Иисус, начав читать псалом, из-за физической слабости смог произнести лишь первый стих, имея в виду все содержание псалма, заканчивающегося на светлой и радостной ноте надежды: Бог «не презрел и не пренебрег скорби страждущего, не скрыл от него лица Своего, но услышал его, когда тот воззвал к Нему» (ст. 25). Следовательно, это не вопль богооставленности, а свидетельство веры. Возглас опущен у Луки и Иоанна, вероятно почувствовавших, что эти слова могут смутить слушателей и читателей. У Луки, например, Иисус произносит благочестивые слова: «Отец! В руки Твои предаю Мой дух!» (23.46). Матфей заменяет лишь арамейское «элахи» (в греческом «элои») на еврейское «эли́», что созвучно имени пророка Ильи, которое произносилось как Элья́ или Эли́.
Ст. 35 – Сходство этих слов и стало причиной того, что стоявшие недалеко от Иисуса люди подумали, что Он взывает к пророку о помощи: «Слышите, зовет Илью!» По народным представлениям того времени, Илья был скорым помощником и заступником всех, кто попал в беду. Проблема заключается в том, что понять такое созвучие могли только евреи, а не римские солдаты, охранявшие кресты с распятыми. Возможно, среди них были люди, понимавшие местный язык, или же это были наемники из соседних с Иудеей областей, говорившие по-арамейски.
Ст. 36 – Скучающим солдатам хотелось развлечься, им было любопытно, придет Илья снять Иисуса или нет. Вероятно, именно этим продиктован поступок одного из солдат, когда он дал Иисусу пить: он боялся, что Иисус умрет прежде, чем придет Илья, и они лишатся интересного зрелища. Кресты, как правило, были невысокими, и он мог бы напоить умирающего из своей кружки, но, вероятно, не захотел. Он намочил губку в кислом питье, которое скорее всего было дешевым кислым вином. Греческое слово «о́ксос» означало кислое сухое вино в отличие от сладкого – «о́йнос». Возможно, что это была так называемая «по́ска», напиток из воды с уксусом или кислым вином и яиц, хорошо удовлетворявший жажду. Солдаты обычно всегда носили его с собой. Матфей видит в этом поступке желание еще раз причинить Иисусу страдание, но, вероятно, Марк более прав: солдатом двигало смешанное чувство сострадания и любопытства.
Ст. 37-38 – Иисус издал еще один громкий крик, на этот раз, вероятно, без слов, и испустил дух. И в этот момент в Храме разодралась завеса. Среди тринадцати завес Храма две были самыми важными: одна у входа в святилище, другая же отделяла Святое Святых (то есть самое святое место). Неизвестно, какую именно завесу имеет в виду евангелист, возможно, вторую, самую главную, за которую никто не имел права входить, кроме первосвященника в День Искупления (